И это не просто какой–то там рядовой «Привет, как дела, не важно, я из вежливости спрашиваю». Я отчетливо слышу в его интонациях: «Что ты блин здесь опять делаешь, я ведь собираюсь спать с твоей лучшей подругой».
Сглатываю. Чувствую себя слегка оглушенной. Это самое кошмарное приветствие, что я слышала в жизни. Ну какой же у моего ребенка отец — мудак, что же не повезло–то так, а? Настоящий злодей!
Словно через пелену доносится голос тети Саши:
– О, Матвей, ты рано сегодня! Какая удача! У меня как раз планы на вечер: донечка внуков привезла, хочу с ними побыть. Римма лекарство приняла, уже спит, всё хорошо. Я побежала. Завтра утром приду.
Матвей неопределенно кивает, смотрит при этом на меня. В голове проносится легкомысленное сожаление: снова я без платья! Но Матвей, судя по всему, и без того изумлен, и праздничный наряд мог бы стать перебором. Брови слегка приподнял, палит, разглядывает. Кажется, он даже моргает пару раз, дабы прояснить картинку.
Тетя Саша расторопно обувается, суетится, шумит. Снимает с вешалки пальто, а дальше ее раз, и нету. Словно ветром сдувает. Лишь дверь входная хлопает и где–то вдалеке торопливые шаги по лестнице.
Мы оказываемся практически наедине. В той самой квартире, где был мой первый раз. И куча последующих.
Матвей слегка улыбается, словно думает о том же. Наконец, отмирает. Скидывает ботинки, снимает куртку. Я украдкой наблюдаю за его плавными движениями. Коридор узкий, как только он покинет прихожую, я сразу же поспешу одеваться.
– Снова тебя преследую, видимо, – говорит он всё с той же насмешливой улыбкой. – Хоть заявление пиши.
Я обольстительно улыбаюсь во все тридцать два.
– Проведала твою бабушку, купила фрукты и пирожные. Не знаю, что ей можно, взяла на удачу. Вроде понравилось.
– Спасибо. Продукты все есть, ей по большей части скучно. Полагаю, она была рада компании. Завтра мне весь мозг вынесет.
Он выглядит уставшим.
– Почему?
– Потому что это бабуля, – неопределенно пожимает плечами.
– А–а–а. Ну, мне пора, – говорю бойко.
– Давай отвезу. Я на машине.
– Нет, что ты! Я сама.
Он идет в мою сторону, я быстро вперед, к пуховику и ботинкам. Мы минуем друг друга, я в этот момент задерживаю дыхание. Кажется, что вот–вот и он схватит, прижмет к стене, навалится телом. Хотя бы дотронется! Но нет. Это просто рокировка на шахматной доске.
Начинаю быстро обуваться. Его голос прокатывается по коже:
– Тогда вызову такси. Уже поздно.
– Ничего страшного, доберусь сама.
– Блть, Юля! – он разводи руками.
– Ладно, вызови. Раз уж ты меня преследуешь. – И добавляю: – И раз уж мы пока еще друзья.
В ответ то ли хмыкает, то ли усмехается. Не очень понимаю, как себя вести и чувствовать. Я сейчас нахожусь в одном узком помещении с парнем своей подруги, так, что ли, получается? Они там, два «не эгоиста», решили попробовать, она его утешала в трудную минуту. Хмурюсь. Матвей вздыхает, беспокоится, поэтому вызывает машину для меня. Как–то всё запутано.
Прислоняюсь спиной к стене. Запрокидываю голову и жду, пока он тычет на кнопки в приложении. Здорово было бы сообщить сейчас, что долго ему еще платить алименты, отличный момент, но я настолько сильно злюсь, что не могу с собой справиться.
– Ждать семь минут. Побудь тут, на улице дубарина. – Он прислоняется плечом к стене и опять палит. Не отрываясь. Аж кожу покалывает.
Расстегиваю пуховик и стягиваю шапку.
– Да, заметила. К ночи значительно похолодало.
Смотрю на носки ботинок, Матвей, кажется, по–прежнему на меня. Не знаю, не уверена, ощущаю так почему–то. Если Люба реально всё это чувствовала рядом с ним четыре года, то она чертов монстр! Меня едва хватает на пару минут. Сердце колотится, нестерпимо хочется закричать.
Матвей вновь нарушает молчание:
– Как дела?
– Хорошо. Как у тебя?
– Тоже.
– Как работа? Была у Любы сейчас, она поделилась, что у тебя проблемы.
– Небольшие. Уже разруливаю.
– Не знала.
– Я никому особо не рассказывал. Как–то всё навалилось в ноябре... Хм, что она еще тебе сказала?
– Похвасталась кулоном. Но это не тот, что мы выбирали. – Опаляю его самой лучезарной улыбкой из арсенала имеющихся. – Ты не переживай, я тебя по–дружески прикрыла. Не стала сообщать, что у тебя, видно, есть еще какая–то подружка. И наверное, не одна.
Краем глаза слежу за тем, как хитрая улыбка вновь касается его губ. Матвей ни капли не смущен. Напротив, начинает веселиться самым жестоким образом! Если бы я так сильно не злилась за Любу, мне бы стало за нее обидно.
Матвей произносит с благодарным смешком: