И со всех сторон сразу: "Браво! Бис!" И хлопают все. И Юра от грохота проснулся, подскочил.
- Старшина! - кричит. - Отпусти руки!..
И - в слезы! Видать, страшное приснилось ему. Еще хорошо, в шуме не разобрал никто. Я его в бок: очухайся, Юра! А он со сна не соображает ничего, только слезы по лицу размазывает. Как я его на антракт из зала выволок - не помню. Спустились с ним вниз, где курилка.
Я к стенке его приставил, а он все всхлипывает.
- Ай, елки! - говорит. - Ну елки, а?!
Я его отвлечь пытаюсь.
- На, - говорю, - Юр, покури!
И папиросу ему в зубы сунул.
И тут вдруг эта подходит, ну, которая со мной сидела. На Юру поглядела и говорит:
- Да-да, - говорит. - Понимаю вас. Я тоже не могла сдержать слез. Особенно вторая часть. Закроешь глаза - и как волшебный фонарик в ночи, правда?
А этот стоит, весь в слезах, из носу дым валит.
И тут, вижу, появляется Коля. И робко так вдоль стеночки к нам направляется. Ну та увидала Колин фонарь - про свой забыла, пошла в другое место курить.
А Бетховен шага за два встал, на нас глядеть боится.
Я Юре говорю:
- Успокойся, Юр, не расстраивайся. Ты же не виноват, правда? Мы ж сюда другу нашему ходили помочь. Нашему товарищу Коле.
А Коля потоптался, потоптался, потом все же подходит и так это неуверенно говорит:
- Тут, это... На второе отделение вроде необязательно... Я узнавал...
И уже голос у него и глаз нормальные, уже видно, что осознал он себя.
Я Юре говорю:
- Видишь, Юр. У товарища Коли организм с одного отделения в себя пришел. Это ж главное, Юра. А нам с тобой чего - у нас еще семнадцать копеек.
Тут звонки дали, народ в зал устремился, на второе отделение. Ну и мы с Юрой устремились - на улицу. Идем с ним, и Колька тоже идет, но чуток на расстоянии. Он опасался - чего мы ему сделаем.
Возле дома Юра вдруг встал, ногой топнул и говорит:
- Ну елки, а? Вот елки, скажи?!
Я говорю:
- Ничего, Юр, не бери в голову. Прорвемся!
А Коле говорю:
- Я тебе вот что, Коля, скажу: я тебя предупреждать больше не буду. Но только если у тебя еще хоть раз организм сбесится - ты лучше с этого дома съезжай. Я сказал.
Ну, Коля, конечно, обрадовался, что мы его простили, и говорит:
- Так как насчет общаги, мужики? Может, давай займем у кого и сходим?
Юра только поглядел на него. А я говорю:
- Чего в общагу-то, Коль? Ну чего там, в общаге? Домой пойду. Спать буду.
И пошел домой. И Юрка вроде тоже пошел. И Колька - куда он один-то?
Сгорел выходной.
Не может быть
(Фантастика)
К Семену Стекольникову пришел в гости крестный. Кока пришел. Вернее, Семен сам позвал его в гости, потому что не мог больше молчать, а сказать никому, кроме крестного, он тоже не мог.
Ну, посидели, значит. И так размягчились душевно, и такое расположение ощутили друг к другу!..
- Слышь, кока, - сказал Семен. - Я тебе что сказать хочу.
- Говори! - сказал с большим чувством крестный. - Я, Сема, твой крестный, понял? Ты мне, если что, только скажи.
- Тут такое дело! - сказал Семен. - Нет, давай сперва еще по одной!
- Ну! - закричал кока. - А я про что?
Выпили, вздохнули, зажевали.
- Вот, кока, - сказал Семен. - Жучка щенка принесла!
- Жучка! - обрадовался кока. - Ах ты ж золотая собачка! Давай за Жучку, Семушка!
- Стой, кока, - сказал сурово Семен. - Погоди. У этого гада... У него крылья режутся.
- Ну и хорошо! - сказал крестный, берясь за стакан. - Будем здо... А? Что ты сказал? Сема? Ты что мне сейчас сказал?
- Пошли! - решительно сказал Семен. - Пошли, кока! В сарае он. Пошли!
- Мать, мать, - только и сказал кока, когда они вышли из сарая.
- Ну? - спросил Семен, запирая дверь. - Видал?
- Мать, мать, - повторил глуповато крестный. - Как же это, а?
- Я, кока, этого гусака давно подозревал, - сказал Семен. - Идем еще по одной.
- Идем, идем, - послушно сказал кока. - А который гусак, Семушка?
- Да тот, зараза, белый, который щипучий. Туг, помню, мне не с кем было. Ну я ему и плеснул. Вдвоем-то веселей, правильно?
- А как же! - значительно сказал кока. - Вдвоем не в одиночку.
- Ну! - сказал Семен. - А он, гад, пристрастился. Он ведь и Жучку-то напоил сперва. Он, кока, давно к ней присматривался. Знал, что, трезвая, она б его загрызла!
- Сварить его надо было, - решительно сказал кока.
- Сварил, да поздно, - с досадой сказал Семен. - Прихожу тогда домой, говорю: "Жучка! Чего ты лаешь, стерва?" Молчит! Ну, думаю, сейчас я тебе дам - не лаять! Подхожу к будке, а он оттуда выскакивает! Ну, я за ним! Поймал, а он на меня как дыхнет! И она тоже...
- А где ж он взял? - спросил кока с сомнением.
- У станции, где ж еще! - сказал Семен. - Клавка небось продала.
- А деньги? - спросил кока.
- Спер! - уверенно сказал Семен. - У меня как раз тогда пятерка пропала.
- Тогда, значит, Клавка, - решил кока. - За деньги ей все одно кому продавать.
- И чего ж с ним теперь делать? - сказал кока. - Утопить его.
- Вот кока, - сказал Семен, понизив голос. - Сперва и я хотел утопить. А теперь я другое придумал. Я теперь, кока, в город поехать думаю. Так, мол, и так. Вывел новую породу собаки. Понял?
- Да что ты?! - ахнул кока.
- В газету пойду, - сказал Семен. - Или там в журнал. Скажу, порода, мол, для пограничников, понял? Большие деньги могут быть. Премия.
- Ах ты ж золотой мой! - восхитился кока. - Премия! А его ты, это... с собой возьмешь?
- Нет, - сказал Семен, снисходительно поглядев на коку. - Я сперва сам... Мало ли что. Ты только давай корми здесь его, слышь, кока?
- Это уж, Семушка, ты не бойся, - уверил кока. - Уж мы покормим. А что он ест-то? А?
- Все жрет, - небрежно сказал Семен. - Неприхотливый...
В редакции научно-популярного журнала к Семену отнеслись дружелюбно.
- Вы, товарищ Стекольников, сколько классов закончили? - поинтересовался очень вежливо молодой сотрудник с черной бородкой.
- Это, допустим, неважно, - сказал Семен с достоинством. - Ломоносов, между прочим, тоже был самоучка, - добавил он, сбивая спесь с бородатого.
- Слыхали, - вздохнул сотрудник. - Впрочем, это неважно... Только вот что, уважаемый товарищ, журнал у нас научно-популярный, понимаете?
- Допустим, - с легким презрением сказал Семен.
- И я подчеркиваю слово "научно". Понимаете?
- Понимаю, - озлобляясь, сказал Семен. - По-моему, не дурак!
- Отлично, - сказал бородатый. - Тогда вам следует знать: то, что вы тут мне рассказываете, - это даже не мистификация. Это, как бы помягче... Если б вы нормально учились в школе, вы бы знали, что подобную ахинею стыдно не только произносить, но и выслушивать... Вы, между прочим, вечный двигатель строить не пробовали?
Семен почувствовал, что это уже оскорбление.
- Вон, значит, как вы с трудящимися говорите, - произнес он угрожающе. - Ясно! Сидите тут по кабинетикам!..
- Если хотите на меня жаловаться, - спокойно сказала борода, - ради бога. Редактор или его заместитель - по коридору налево. Но учтите, люди они пожилые, могут не выдержать и умереть.
- От чего это? - яростно спросил Семен.
- От смеха, - улыбнулась борода.
Семен вышел в коридор, поглядел на большую дверь с табличкой "Главный редактор" и "Зам. главного редактора", выругался про себя и пошел прочь.
Вахтерша сельскохозяйственного института не хотела пускать Семена. Прием документов окончен, ишь, опомнился! А когда Семен сказал, что он не поступать приехал, вахтерша и вовсе рассердилась.
- Ни стыда ни совести, - привычно начала она. - Вчера, вон двое вечером в аудитории закрылись. Еще, главное, врут - лабораторная у них! Знаем мы ихние лабораторные... Ни стыда у девок, ни совести... Нет, парень, давай иди отсюдова... Куда?! - закричала она вдруг мужчине с портфелем, который быстро прошел мимо, и кинулась за ним. Семен воспользовался моментом и проскочил внутрь.