Мальчик почувствовал, как по телу пробежал уже привычный холодок. Он рванулся так резко, что слетел с дивана и упал на пол. Кресло было пустым. Квартира была пустой и запертой. Вокруг потемнело, словно солнечный свет за окном померк…
Рядом кто-то был.
– Нет! – закричал Егор, отползая. – Я знаю! Я знаю! Вы здесь!
Кот издал хриплый звук и метнулся под кровать.
– Я вижу! – крикнул Егор. – Не трогай меня!
Подъезд и без того оказался мрачным и грязноватым. А уж глядя из сумрака – настоящая катакомба. Бетонные стены, в обычной реальности просто грязные, в сумраке оказались поросшими темно-синим мхом. Гадость. Ни одного Иного тут не живет, чтобы вычистить дом… Я поводил ладонью над особо густым комком – мох зашевелился, пытаясь отползти от тепла.
– Гори, – велел я.
Не люблю паразитов. Пусть даже особого вреда они не причиняют, всего лишь пьют чужие эмоции. Предположение, что крупные колонии синего мха способны раскачивать человеческую психику, вызывая то депрессии, то необузданное веселье, никем так и не доказано. Но я всегда предпочитал перестраховаться.
– Гори! – повторил я, посылая в ладонь немножко силы.
Пламя, прозрачное и жаркое, охватило спутанный синий войлок. Через миг пылал весь подъезд. Я отступил к лифту, надавил кнопку, вошел в кабину. Кабинка была почище.
– Девятый этаж, – подсказала Ольга. – Зачем тратишь силы?
– Копейки…
– Тебе может понадобиться все, что ты имеешь. Пускай бы рос.
Я промолчал. Лифт медленно полз вверх, сумеречный лифт, двойник обычного, по-прежнему стоявшего на первом этаже.
– Как знаешь, – решила Ольга. – Молодость… бескомпромиссность…
Двери разошлись. На девятом этаже огонь уже прошел, синий мох горит, как порох. Было тепло, куда теплее, чем обычно в сумраке. Слегка пахло гарью.
– Вот эта дверь… – сказала Ольга.
– Вижу.
Я действительно почувствовал ауру мальчика у двери. Он даже не рискнул сегодня выйти из дома. Прекрасно. Козленок привязан за крепкую веревочку, остается дождаться тигра.
– Войду, наверное, – решил я. И толкнул дверь.
Дверь не открылась.
Да не может такого быть!
В реальности двери могут быть закрыты на все замки. У сумрака свои законы. Только вампиры нуждаются в приглашении, чтобы войти в чужой дом, это их плата за излишнюю силу и гастрономический подход к людям.
Чтобы запереть дверь в сумраке, надо по меньшей мере уметь в него входить.
– Страх, – сказала Ольга. – Вчера мальчишка был в ужасе. И только что побывал в сумеречном мире. Он закрыл за собой дверь… и, не заметив того, сделал это сразу в двух мирах.
– И что делать?
– Иди глубже. Иди за мной.
Я посмотрел на плечо – никого не было. Вызвать сумрак, находясь в сумраке, – непростая игра. Я поднимал свою тень с пола несколько раз, прежде чем она обрела объем и заколыхалась напротив.
– Давай-давай, у тебя получается, – шепнула Ольга.
Я вошел в тень, и сумрак сгустился. Пространство наполнилось густым туманом. Краски исчезли вовсе. Из звуков осталось лишь биение моего сердца, тяжелое и медленное, раскатистое, словно лупили в барабан на дне ущелья. Да свистел ветер – это воздух вползал в легкие, медленно расправляя бронхи. На моем плече возникла белая сова.
– Долго тут не выдержу, – шепнул я, открывая дверь. На этом уровне она, конечно же, не была заперта.
Под ноги метнулся темно-серый кот. Для котов не существует обычного мира и сумрака, они живут во всех мирах сразу. Как хорошо, что у них нет настоящего разума.
– Кис-кис-кис, – прошептал я. – Не бойся, котик…
Скорее для пробы собственных сил я запер за собой дверь. Вот так, мальчик, теперь ты защищен чуть лучше. Но поможет ли это, когда ты услышишь Зов?
– Выходи, – сказала Ольга. – Ты очень быстро теряешь силы. На этом уровне сумрака тяжело даже опытному магу. Пожалуй, и я выйду повыше.
Я с облегчением шагнул наружу. Да, я не оперативник, умеющий гулять по всем трем слоям сумрака. В общем-то у меня и нужды в этом не было.
Мир стал немножко поярче. Я огляделся – квартира была уютная и не особо загаженная порождениями сумеречного мира. Несколько полосок синего мха у двери… не страшно, сами сдохнут, раз основная колония уничтожена. Возникли и звуки, кажется, из кухни. Я заглянул туда.
Мальчишка стоял у стола и ел чеснок, запивая его горячим чаем.
– Свет и Тьма… – прошептал я.
Сейчас паренек казался еще младше и беззащитнее, чем вчера. Худой, нескладный, хотя и слабым его не назовешь, видимо, занимается спортом. В линялых голубых джинсах и синей футболке.
– Бедолага, – сказал я.
– Очень трогательно, – согласилась Ольга. – Распустить слух о магических свойствах чеснока – это был удачный ход со стороны вампиров. Говорят, сам Брэм Стокер это и придумал…
Мальчишка сплюнул на руку пережеванной кашицей и стал натирать шею чесночным пюре.
– Чеснок – полезная штука, – сказал я.
– Да. И защищает. От вирусов гриппа, – добавила Ольга. – Ох! Как легко умирает истина, как живуча ложь… Но мальчик и впрямь силен. Ночному Дозору не помешает новый оперативник.
– Он наш?
– Пока он ничей. Несформированная судьба, сам видишь.
– А к чему тяготеет?
– Не понять. Пока не понять. Слишком напуган. Сейчас он готов сделать все что угодно, лишь бы спастись от вампиров. Готов стать Темным, готов стать Светлым.
– Не могу осуждать его за это.
– Конечно. Пойдем.
Сова вспорхнула, полетела по коридору. Я пошел следом. Мы сейчас двигались раза в три быстрее, чем люди, один из основных признаков сумрака – изменение хода времени.
– Будем тут ждать, – велела Ольга, очутившись в гостиной. – Тепло, светло и уютно.
Я сел в мягкое кресло возле столика. Покосился на газету, валяющуюся на столике.
Ничего нет более веселого, чем читать прессу через сумрак.
«Прибыли от кредитов падают», – гласил заголовок.
В реальности фраза выглядит иначе. «На Кавказе растет напряженность».
Можно взять сейчас газету и прочитать правду. Настоящую. То, что думал журналист, сляпавший статью на заданную тему. Те крохи информации, что он получил из неофициальных источников. Правду о жизни и правду о смерти.
Зачем только?
Давным-давно я научился плевать на человеческий мир. Он – наша основа. Наша колыбель. Но мы – Иные. Мы ходим сквозь закрытые двери и храним баланс Добра и Зла. Нас убийственно мало, и мы не умеем размножаться… дочь мага вовсе не обязательно станет волшебницей, сын оборотня совсем не обязательно научится перевоплощаться лунными ночами.
Мы не обязаны любить обыденный мир.
Мы храним его лишь потому, что паразитируем на нем.
Ненавижу паразитов!
– О чем ты задумался? – спросила Ольга. В гостиной показался мальчишка. Метнулся в спальню, очень быстро, учитывая, что он в обыденном мире. Стал рыться в шкафу.
– Да так. Грустно.
– Бывает. В первые годы бывает со всеми. – Голос Ольги стал совсем человеческим. – Потом привыкаешь.
– О том и грущу.
– Радовался бы, что мы еще живы. В начале века популяция Иных упала до критического минимума. Ты в курсе, что дискутировался вопрос об объединении Темных и Светлых? Что разрабатывались евгенические программы?
– Да, я знаю.
– Наука нас едва не убила. В нас не верили, не хотели верить. Пока считали, что наука способна изменить мир к лучшему.
Мальчик вернулся в гостиную. Уселся на диван, стал поправлять на шее серебряную цепочку.
– Что есть лучшее? – спросил я. – Мы вышли из людей. Мы научились ходить в сумрак, научились менять природу вещей и людей. Что изменилось, Ольга?
– Хотя бы то, что вампиры не охотятся без лицензии.
– Скажи это человеку, у которого пьют кровь…
На пороге появился кот. Уставился на нас. Завопил, гневно глядя на сову.
– Он на тебя реагирует, – сказал я. – Ольга, уйди глубже в сумрак.
– Уже поздно, – ответила Ольга. – Извини… я потеряла бдительность.