Кровь застыла в жилах Хефата.
— Нет, господин, это обычный метод для облегчения орошения, ничего больше.
— Вы чересчур скромны! Так как я не могу высказать свое мнение, то передам этот документ другому специалисту.
«Другому специалисту, — с облегчением подумал Хефат. — Его нетрудно будет убедить, благодаря моему высокому положению».
— А вот и тот, кто оценит ваш метод, — объявил Ка.
Это был Рамзес в тунике из тонкого льна с широкими рукавами, на запястьях — два его знаменитых золотых браслета, украшенных изображением дикой утки из ляпис-лазури.
Взгляд Фараона проник в душу Хефата, заставив его попятиться и толкнуть полки с папирусами.
— Ты совершил ошибку, — заявил Рамзес, — ты думал, что твоих знаний будет достаточно, чтобы погубить Египет. Тебе известно, что жадность — неизлечимая болезнь, которая делает человека слепым и глухим? Ты совершил ошибку, если считаешь, что Египтом управляют бездарности.
— Ваше Величество, умоляю вас.
— Не трать понапрасну слов, Хефат, ты недостоин их. Твое поведение напомнило мне о Шенаре, подлость и предательство ведут человека к гибели. Твое будущее теперь в руках судей.
Амени благодаря расследованию спас страну от реальной опасности. Царь хотел бы вознаградить друга, но как сделать это, чтобы не задеть его чувства? Для них было достаточно понимающего взгляда. И Амени снова принялся за работу.
Прошли годы и дни, простые и счастливые, до весны пятьдесят четвертого года царствования Рамзеса Великого, который, посоветовавшись с главным лекарем Неферет, принял решение вопреки ее мнению. Укрепленный энергией своего девятого праздника возрождения Фараон испытал желание объехать египетские провинции.
В мае обычно стояла сильная жара, благотворная для ревматизма царя.
Это было время жатвы. Крестьяне продвигались по полю, орудуя серпами с деревянными ручками и очень высоко срезали стебли спелых хлебов. Потом колосья собирались в снопы и перевозились на тока неутомимыми ослами. Сооружение соломенных снопов требовало опытных рук, потому что они должны оставаться прочными большую часть года. Для укрепления снопа в него вставляли две длинные палки.
Как только Фараон въезжал в деревню, старейшины подносили ему стол, покрытый колосьями и цветами. Потом царь садился в беседке и выслушивал жалобы. Писцы записывали их и передавали Амени, который требовал читать все донесения, написанные во время путешествия.
Царь отметил, что в целом сельское хозяйство находилось в добром здравии и что нет болезней без лекарств, хотя совершенство было недостижимым. Жалобщики не проявляли агрессивности, за исключением крестьянина из Бени Хассана, горячность которого потрясла окружение Фараона.
— Весь день я обрабатываю землю, — жаловался он, — а ночью чиню инструменты, ухаживаю за своими животными, которые все время норовят убежать, и вот тебе пожалуйста, сборщик податей набрасывается на меня и грабит! Он называет меня вором, избивает, потому что я не могу заплатить, и сажает в тюрьму жену и детей! Как я могу быть счастливым?
Все опасались бурной реакции Рамзеса, но он остался невозмутимым.
— Ты хочешь еще на кого-нибудь пожаловаться?
Крестьянин удивился.
— Нет, Ваше Величество, нет…
— Один из твоих родственников писец, так ведь?
Крестьянину не удалось скрыть своего смущения.
— Да, но…
— Он научил тебя классическому тексту, его изучают во всех школах писцов, которые восхваляют свое ремесло, чтобы хулить других, и ты его хорошо рассказал наизусть. Но действительно ли ты страдаешь от всех этих несчастий, которые мне описал?
— Ну, животные-то убегают и переходят с одного поля на другое. А это причиняет неприятности.
— Если тебе не удастся полюбовно договориться с соседями, обратись к судье деревни. И никогда не соглашайся с несправедливостью, какой бы незначительной она ни была. Так ты поможешь Фараону править.
Рамзес осмотрел зерновые хранилища и приказал всем весовщикам зерна взвешивать с большой точностью. Затем он открыл в Карнаке Праздник урожая, начав заполнять один из больших хлебных амбаров поместья Амона. Жрецы и сановники отметили, что, несмотря на возраст, у повелителя Двух Земель была еще твердая рука и уверенные движения.
Верховный жрец Бакхеп проводил именитого гостя до причала по дороге, пересекавшей пышно разросшиеся поля, примыкавшие к храму. Уставший Рамзес согласился сесть в носилки.
Бакхен первый заметил лентяя, который, вместо того чтобы работать вместе с остальными, дремал под ивой. Он надеялся, что царь его не увидит, но глаза Рамзеса были еще зоркими.