Незнакомец утвердительно кивнул, Райя сделал то же самое.
— Видишь, моя дорогая, у тебя не будет возможности ускользнуть от нас троих или от тех, кто нам повинуется. Я ясно выразился?
— Да… О, да!
— Ты обещаешь нам подчиняться?
— Даю слово, Урхи-Тешшуб!
— Ты об этом не пожалеешь.
Правой рукой хетт прикоснулся к груди своей супруги. Страх, охвативший Танит, тут же исчез.
Хетт повернулся к Райя:
— Представь мне твоего гостя.
Успокоившийся сирийский купец медленно заговорил:
— Нам повезло, очень повезло… Осведомителями на территории Египта руководил ливийский маг по имени Офир. Он очень навредил царской семье. Люди Серраманна выследили его, и Офир был предан суду и казнен. Это тяжелая потеря для нас. Но некто решил продолжить дело Офира и отомстить за него: его брат Малфи.
Урхи-Тешшуб смерил ливийца взглядом с ног до головы.
— Похвальное решение… Но как он рассчитывает это сделать?
— Малфи — вождь самого воинственного племени Ливии. Единственный смысл его жизни — это сокрушить Египет.
— Он согласится беспрекословно мне повиноваться?
— Он станет повиноваться вам при условии, что вы уничтожите Рамзеса и Египет.
— Решение принято. Ты станешь посредником между мной и нашим ливийским союзником. Пусть его люди будут готовы к действию.
— Малфи сумеет быть терпеливым, господин. Уже столько лет Ливия надеется смыть кровью бесчестие, нанесенное Фараоном.
— Пусть он ждет моих указаний.
Ливиец удалился, не произнеся ни одного слова.
Глава 13
Хотя солнце уже давно взошло, во дворце Пи-Рамзеса царила тишина. Придворные и слуги передвигались по коридорам, словно тени, стараясь не производить шума.
Гнев Рамзеса ужаснул всех обитателей дворца. Старые слуги, знавшие Фараона с молодых лет, никогда не видели его в таком волнении; сила Сета проявилась с неистовством грозы, ошеломившей свои жертвы.
У Рамзеса болели зубы.
В первый раз за пятьдесят пять лет он чувствовал себя разбитым невыносимой болью. Разозлившись на убогость стараний лекарей дворца, он приказал им убираться с глаз долой. Кроме Амени, никто не знал, что гнев Фараона имел и другую причину: Хаттусили удерживал Аша в хеттской столице под предлогом продолжения переговоров. Уж не взял ли он Аша в заложники?
Надежды двора были обращены только к одному человеку: главному лекарю царства. Если ему не удастся помочь Фараону, настроение последнего грозило резко ухудшиться.
Несмотря на боль, Рамзес продолжал работать с единственным человеком, способным выносить его в моменты гнева — Амени. Когда работаешь, считал писец, нет необходимости быть любезным, и то, что царь пребывал в плохом расположении духа, не мешало решать срочные дела.
— Хаттусили наплевать на Египет, — заявил Фараон.
— Быть может, он ищет выход, — подсказал Амени. — Твой отказ — это нестерпимое оскорбление, но именно хеттский император примет решение о начале войны.
— Эта старая лиса свалит ответственность на меня!
— Аша тонко сыграл свою роль. Я уверен, что Хаттусили растерялся.
— Ты ошибаешься! Он уязвлен поражением при Кадеше и стремится восстановить репутацию.
— Как только Аша пришлет тебе послание, мы узнаем правду. Благодаря секретному коду, который он использует, ты узнаешь, свободен он или пленник.
— Его удерживают против его воли, это очевидно.
Раздался осторожный стук в дверь.
— Я не желаю никого видеть, — заявил царь.
— Это может быть главный лекарь, — возразил Амени и пошел открывать дверь.
На пороге стоял великий управляющий Домом Рамзеса. Он умирал от страха при мысли о том, что беспокоит Фараона.
— Пришел главный лекарь, — прошептал он. — Ваше Величество согласны его принять?
Великий управляющий и Амени посторонились, чтобы впустить молодую женщину, прекрасную, как весенняя заря, как распускающийся лотос, как сверкающая волна Нила. У нее были густые волосы, тонкие и нежные черты лица, отливающие золотом, а глаза цвета летнего неба. Шею украшало ожерелье из ляпис-лазури, на запястьях и щиколотках — браслеты из сердолика. Льняное платье позволяло угадать упругую высокую грудь, совершенную форму бедер, длинные стройные ноги. Неферет — что означало «Прекрасная, совершенная, великолепная…». Какое другое имя она могла бы носить? Даже Амени, у которого не было времени интересоваться женщинами, признал, что ее красота могла бы соперничать только с красотой Нефертари.
— Вы очень поздно пришли, — пожаловался Рамзес.