— У меня ладана только небольшое количество, — уточнил заведующий казначейством, — но так как запас окончательно не исчерпан, я не посчитал нужным направить вам сообщение.
— В Доме Сосны ситуация такая же, — сказал управляющий запасами. — Ладан и мирра еще есть, иначе я не преминул бы вмешаться.
Амени был подавлен.
Три чиновника, вместо того чтобы бить тревогу по поводу сокращающихся запасов необходимых для обрядов веществ, подумали, что проблема решится сама по себе.
— Я хочу знать точное количество ладана, мирры и фимиама.
Расчеты Амени были быстрыми: до наступления весны в Египте не останется ни капельки фимиама, мирра и ладан исчезнут из лабораторий и храмов.
И по всей стране пройдет волна возмущений и возникнет недовольство управлением Рамзеса.
Глава 39
Прекрасная, как весенняя заря, Неферет, главный лекарь государства, приготовила смесь из смолы фисташкового дерева, меда и мирры, предназначенную для лечения зуба своего именитого пациента.
— Воспаление прошло, — объяснила она Рамзесу, — но десны слабые. Пусть Ваше Величество не забывает о полосканиях рта и отварах из коры ивы.
— Я распорядился посадить тысячи ив вдоль рек и на берегах водоемов. Скоро у вас будет большое количество противовоспалительных веществ.
— Спасибо, Ваше Величество. Я вам прописываю также жевательную пасту из бриона, можжевельника, плодов смоковницы и ладана. Поскольку я упомянула ладан и мирру, их воздействие на боль очень эффективно, то я могу сообщить вам, что эти вещества у нас скоро закончатся.
— Знаю, Неферет, знаю…
— Когда будут пополнены запасы?
— В самое ближайшее время.
Заметив замешательство Фараона, Неферет не стала задавать вопросы, которые просились ей на уста. Проблема была, видимо, серьезной, но она верила, что Рамзес выведет страну из этого затруднения.
Рамзес долго размышлял перед статуей своего отца Сети. Каменное лицо Сети дышало жизнью благодаря гению скульптора. В строгом кабинете с белыми стенами присутствие отца связывало мысль царствующего Фараона с мыслью его предшественника. Когда ему нужно было принять решения, затрагивающие будущее царства, Рамзес всегда советовался с душой Фараона, приобщившего его к управлению государством ценой строгого воспитания.
Сети был прав. Если Рамзес достойно переносил бремя долгого царствования, то он был обязан этим требовательному воспитанию отца. С наступлением зрелости огонь, пылающий в нем, не потерял своей силы, но страсть молодости превратилась в жгучее желание укрепить страну и народ, как это сделали его предки.
Когда Рамзес посмотрел на большую карту Ближнего Востока, которую он часто изучал, то подумал о Моисее, своем друге. В нем тоже пылал огонь, его истинный поводырь в пустыне в поисках Земли Обетованной.
Вопреки мнению военных советников Фараон неоднократно отказывался принять меры против Моисея и евреев. Разве они не имели права достигнуть своей цели?
Рамзес впустил Амени и Серраманна:
— Я принял много решений. Одним из них ты должен быть доволен, Серраманна.
Слушая царя, гигант сард почувствовал неуемную радость.
Танит, дородная финикийка, не могла насытиться телом Урхи-Тешшуба. Хотя хетт грубо с ней обращался, она подчинялась всем его требованиям. Благодаря ему она каждый день познавала удовольствия плотского слияния и переживала вторую молодость.
Жадно поцеловав ее, хетт встал во всем великолепии своей наготы и потянулся, как хищник:
— Ты великолепная кобылка, Танит! Временами я из-за тебя почти забываю свою страну.
Танит тоже встала с ложа, присела на корточки и обняла икры любовника:
— Мы счастливы, так счастливы! Давай думать только о нас и нашем блаженстве…
— Мы завтра уезжаем в твой дом в Фаюме.
— Он мне не нравится, дорогой, я предпочитаю Пи-Рамзес.
— Как только мы туда прибудем, я уеду. А ты будешь делать вид, будто мы вместе в этом любовном гнездышке.
Танит выпрямилась и, страстно обнимая Урхи-Тешшуба, прижалась к нему своими тяжелыми грудями:
— Куда ты едешь и сколько будешь отсутствовать?
— Тебе не обязательно знать, когда я вернусь. Если Серраманна спросит тебя, ты должна будешь сказать только несколько слов: мы ни на секунду не расставались.
— Доверься мне, дорогой, я…
Хетт дал пощечину финикийке, та вскрикнула от боли.
— Ты — самка, а самка не должна вмешиваться в дела мужчин. Повинуйся, и все будет хорошо.