Выбрать главу

В самой гуще рукопашного боя скрестились взгляды двух мужчин. Несмотря на расстояние, которое их разделяло, Меренптах почувствовал ненависть ливийца. В то же мгновение два копья рассекли воздух.

Копье Малфи скользнуло по плечу Меренптаха, копье главнокомандующего вонзилось в лоб ливийца.

Несколько мгновений Малфи оставался неподвижным, затем рухнул на землю.

Серраманна переживал счастливый день. Орудуя своим тяжелым мечом с замечательной ловкостью, он уже больше не считал число ливийцев, которых разрубил на куски. Смерть Малфи повергла в отчаяние его последних сторонников, и гигант сард смог, наконец, остановиться.

Когда он обернулся к Рамзесу, его ужаснуло то, что он увидел. Надев шлем и панцирь, Урхи-Тешшуб каким-то чудом проник в ряды египтян и приближался к царской колеснице.

Хетт собирался убить Рамзеса.

Серраманна, расталкивая «царских сыновей», бросился к колеснице Фараона. Он успел спасти Рамзеса, но сам не избежал сильного удара хетта. Железный кинжал вонзился в грудь гиганта сарда.

Смертельно раненный, Серраманна нашел в себе силы схватить за горло своего заклятого врага и задушить его своими огромными ручищами.

— Ты проиграл, Урхи-Тешшуб, ты — побежденный!

Сард не ослабил своей хватки до тех пор, пока хетт не перестал дышать. Тогда, как хищник, чувствующий приближение смерти, он лег на бок.

Рамзес поддерживал голову умирающего Серраманна. — Вы одержали великую победу, Ваше Величество… И благодаря вам, какую прекрасную жизнь я прожил…

Гордясь своим последним подвигом, сард отправился в царство теней, испустив дух на руках Фараона.

Глава 55

Вазы и пятнадцатикилограммовые серебряные кувшины с золотыми крышками, золотые и серебряные столы для подношений весом более трех центнеров, ладья из ливанской сосны, покрытая золотом, длиной в шестьдесят пять метров, золотые пластины, предназначенные для украшения колонн, четыреста килограммов ляпис-лазури, восемьсот килограммов бирюзы — таковы среди множества других были сокровища, преподнесенные Рамзесом храмам Фив и Пи-Рамзеса, чтобы возблагодарить богов за дарованную ими победу над ливийцами и за спасение Египта от разрушения.

И этот сорок пятый год его царствования увидел рождение нового храма Птаха в Нубии, в Герф Хуссейне, где старый священный грот был превращен Сетау в святилище. Царь торжественно открыл этот маленький Абу-Симбел, тоже построенный в горе из песчаника. Там, как и в других многочисленных местах, были воздвигнуты колоссальные статуи Фараона в обличии Осириса.

Когда закончились торжества, Рамзес и Сетау смотрели на закат солнца над Нилом.

— Неужто ты станешь неутомимым строителем, Сетау?

— Беру пример с тебя, Твое Величество: огонь Нубии такой пылающий, что должен быть направлен в камни храмов. Не будут ли огни твоим голосом для потомков? И потом, у нас будет много времени для отдыха в вечности! Наша короткая жизнь заставляет прилагать так много усилий, но только они дают нам долголетие.

— Ты сталкиваешься с трудностями при исполнении своих новых обязанностей?

— Ничего серьезного. Во время своего царствования, Рамзес, ты убил войну. Мир с Хеттией, в Нубии, мир в Ливии… Этот труд имеет красоту грандиозного здания, и он будет в числе твоих самых прекрасных творений. Как Аша должен быть счастлив там, где он находится!

— Я часто думаю о жертве Серраманна, он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня.

— Все твои близкие поступили бы, как он, Рамзес. А как могло быть иначе, раз ты наш проводник перед загробным миром?

Посаженная в первый год царствования Рамзеса в саду фиванского дворца смоковница стала великолепным деревом, дающим благодатную тень. Под его кроной Рамзес слушал, как его дочь играет на лютне в сопровождении пения синиц.

Как всегда, во всех храмах Египта жрецы очищались водой священных озер и совершали обряды от имени Фараона; как всегда, в маленькие и большие храмы приносилась пища для подношений богам, прежде чем быть перераспределенной для смертных; как всегда, пробуждалась божественная сила, и богиня Маат могла сказать царю: «Ты живешь мной, аромат моей росы оживляет тебя, твои глаза — это Маат».

Дочь Рамзеса и Нефертари положила лютню к подножию смоковницы.

— Ты царица Египта, Меритамон.

— Когда ты так говоришь со мной, отец, значит, ты готовишься нарушить мой душевный покой.

— Старость гнетет меня, Меритамон. Бакхен следит за процветанием Карнака, и его день насчитывает больше обязанностей, чем часов. Ты, моя дочь, стань хранительницей Храма Миллионов Лет. Благодаря его магии я и твоя мать победили злосчастье. Сделай так, чтобы праздники и ритуалы происходили в нужное время, чтобы энергия Дома Рамзеса продолжала излучаться.