Поднявшись на шесть метров, он услышал клекот ястреба, выглянул из канавки, посмотрел вниз в направлении Мотты. Он теперь находился на сумасшедшей высоте, почувствовал приступ головокружения и чуть не потерял опору. Это испугало его до полусмерти. Он не мог позволить себе упасть. Падение означало гибель.
Имей веру.
Эта мысль подстегнула его, и он выбрался по расщелине на карниз, где вздохнул с облегчением и поблагодарил Бога за помощь. Когда силы вернулись к нему, он продолжил путь к юго-западному хребту. У хребта были отвесные склоны и узкая вершина – едва ли в метр шириной. Лавинные желоба вклинивались в оба склона хребта, ведущего к основанию скалистого пика Гропперы, который имел высоту около сорока метров и форму искривленного копья.
Пино лишь взглянул на устремленный в небо зубец. Он пытался разглядеть, где под основанием пика сходятся многочисленные бровки и ребра, а когда нашел то, что искал, сердце снова усиленно застучало в его груди. Он закрыл глаза, сказал себе, что должен успокоиться и поверить. Потом перекрестился и двинулся дальше; он чувствовал себя канатоходцем, проходя между двух лавинных желобов, и не осмеливался взклянуть ни направо, ни налево, смотрел только вперед – туда, где ширина гребня увеличивалась.
Дойдя до конца, Пино обхватил руками каменный блок, выступающий из стены, словно обнял друга после долгой разлуки. Когда он почувствовал, что может идти дальше, то принялся подниматься по блокам, которые имели неправильную форму – почти как перевернувшаяся стопка кирпичей, только устойчивая, неподвижная, и он относительно легко смог подняться выше. Через четыре с половиной часа после ухода из «Каса Альпина» Пино добрался до основания зубца. Он посмотрел направо и увидел стальной трос, вделанный в скалу и натянутый горизонтально вдоль зубца на высоте груди, над карнизом шириной около восемнадцати сантиметров.
Его подташнивало при мысли о том, что ему предстоит, но он сделал несколько глубоких вдохов, прогнал нарастающее нервное возбуждение и ухватился за провисший трос. Носок его правого ботинка нащупал узкий карниз. Он вспомнил, как перебирался по карнизу из окна своей спальни. Как только эта мысль пришла ему в голову, он крепко ухватился за трос и пошел вдоль основания зубца.
Пять минут спустя Пино добрался до вершины широкого горного хребта, обращенного на юго-восток и покрытого янтарными зарослями лишайника, мха, эдельвейсами и альпийской астрой. Он лежал на спине, тяжело дыша под жарким полуденным солнцем. Это восхождение ничуть не напоминало то, которое он совершал с проводником, тридцать раз ходившим этим маршрутом, знавшим, куда поставить ногу, где ухватиться рукой. Оно стало самым трудным в его жизни. Пино постоянно приходилось думать, оценивать ситуацию, полагаться на веру, и он понял, насколько это утомительно, насколько труден этот поход.
Пино выпил воды, задумался.
«Но я сделал это. Сам прошел трудным путем».
Счастливый, более уверенный в себе, он поблагодарил Бога за этот день и за еду, после чего проглотил сандвич, приготовленный для него братом Бормио. Он с удовольствием обнаружил еще и штрудель. Ел его медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Разве есть на свете что-нибудь вкуснее?
Пино сморил сон, он лег, закрыл глаза, понимая, что всё здесь: горы и небо, над которыми не властно время, – навсегда останется неизменным.
Его разбудил туман.
Пино посмотрел на часы, с удивлением осознал, что уже почти два. Собрались тучи. Пространство просматривалось не более чем на девяносто метров вниз по склону. Надев куртку, Пино пошел звериными и пастушьими тропами, направляясь на северо-восток. Час спустя он вышел на карниз вдоль дальней стороны северного амфитеатра Гропперы.
Ему потребовалось несколько попыток, чтобы найти тропинку, идущую по крутому внутреннему склону чаши, а потом серпантином поднимавшуюся к тому месту, с которого он тремя днями ранее повернул назад. Он обернулся, оценил проделанный им путь. После всех преодоленных им опасностей увиденное не слишком поразило его.
Пино спустился по склону к Мадезимо, а потом вернулся к Мотте; к этому времени силы его были на исходе. Когда он добрался до «Каса Альпина», уже смеркалось. Отец Ре ждал в холле перед столовой, где сидели за книгами ребята, а в воздухе стоял великолепный запах последнего творения брата Бормио.
– Ты поздно, – сказал отец Ре. – Я не хочу, чтобы ты оставался там ночью.
– Я тоже не хотел спускаться с горы в темноте, но путь неблизкий, отец, – сказал он. – А подъем оказался труднее, чем мне помнилось.
– Но у тебя есть вера и ты можешь его повторить? – спросил священник.