Подготовка к инспекции начальством превращала жизнь офицеров и команды в сущий ад. Корабль драили, снасти приводили в долженствующее состояние, матросов переодевали в новенькое обмундирование первого срока. Скот, использовавшийся в качестве «живых консервов», снабжали свежими подстилками и тщательно чистили. Если же на корабле имелись более мелкие животные (а судов без какого–либо зверья — крысы и тараканы не в счет — практически не существовало), то их загоняли в одну из офицерских кают.
За борт выставлялся парадный трап, свои места занимали фалрепные[46] (по два человека на каждой площадке трапа) и часовые почетного караула. Если площадок трапа было несколько, то существовала неписаная традиция расстановки на них офицеров. На самой нижней площадке стояли самые низкорослые офицеры, а на палубе гостей встречали самые высокие мичманы.
Инспектирующее лицо поднималось по парадному трапу на борт, принимало рапорт командира и обходило фронт команды, придирчиво проверяя внешний вид. Нижним чинам в этот момент полагалось смотреть бодро и весело, «поедая» глазами начальство. Затем под звуки боцманских дудок матросы разбегались по боевым постам; при входе проверяющего в то или иное помещение старший по званию подвал команду «Смирно!». Обращалось особое внимание на четкость доклада и «молодцеватость» вида нижних чинов. Кроме того, по положению о смотрах, обязательно должны были быть открытыми все двери, люки, а также дверцы матросских чемоданов, рундуков[47] и шкафчиков.
Естественно, не обходилось и без показательных учений. Игралась «боевая тревога», причем инспектор следил за тем, насколько быстро корабль приходил в состояние полной боевой готовности. Учения обычно включали артиллерийские упражнения с ручной и механической подачей снарядов, пожарную и водную тревогу, спуск плавучих средств и вооружение их артиллерией, постановку мин, сетевого противоторпедного заграждения и своз на берег десанта. Кроме того, с конца XIX в. смотры стали включать и проверку грамотности нижних чинов: матросу, не умевшему читать и писать, было опасно доверять современную технику.
Особое место занимали артиллерийские учения. Прежде всего, инспектирующему лицу демонстрировали автоматизм в заряжании орудий — на этот раз не с помощью уже знакомого нам полена, а с начищенным до ядреного блеска снарядом. Затем дело доходило до практических занятий. Тяжелые орудия палили по специальным парусиновым конусам, которые тащили за собой суда–буксировщики (очень часто эта роль поручалась миноносцам). Иногда в роли цели выступали старые пароходы либо списанные бывшие боевые корабли с минимальной командой, которую перед стрельбами свозили на берег. О том, что ощущали моряки судов–целей, которых перед сигналом об открытии огня по какой–то причине забыли, можно прочесть в рассказе Леонида Соболева «Две яичницы».
В эпоху парусного флота и в начале эпохи флота парового стреляли обычно по неподвижной мишени. Для тренировок комендоров[48] на берегу часто возводили целые городки, которые потом сокрушались огнем корабельной артиллерии.
Во времена начала эпохи пара любой адмирал считал своим долгом посетить и машинное отделение. Там рука в светлой адмиральской перчатке придирчиво водила по открытым частям машины, причем следы масла (даже на трущихся частях) немедленно объявлялись «грязью», поле чего «драили» уже «не доглядевшего за беспорядком» старшего инженер–механика. Наиболее дотошные адмиралы нюхали даже трюмную воду — «на предмет затхлости».
Проверяющие лица обязательно заглядывали в корабельный лазарет. Здесь обращалось внимание на число больных, чистоту в помещении, а также быстроту действий санитаров. Кстати, к лазарету на время боя прикомандировывались судовые священники.
К приезду инспектирующих лиц обычно готовилось небольшое угощение, а если ожидались дамы, то для них припасались букеты цветов.
Частью смотра был так называемый «опрос претензий». Адмирал шел вдоль строя и опрашивал команду на предмет недовольства командованием. Командиру в этой ситуации следовало стоять поодаль, чтобы не влиять на волеизъявление нижних чинов. Но чаще всего «претензий» не было.
«Опросами» регулярно занимался и командир корабля. Ему обычно жаловались на плохое питание, а также на другие недосмотры по административно–хозяйственной части. Наиболее яркий пример в этой связи — мятеж на эскадренном броненосце «Князь Потемкин Таврический». Экипаж, недовольный качеством мяса для борща, потребовал командира. Прибывший на место капитан 1–го ранга Евгений Николаевич Голиков вызвал караул для ареста зачинщиков смуты и в ходе стихийно возникшей перестрелки был убит.
46
Матросы, встречающие гостя на трапе и подающие ему фалрепы — концы, ограждающие трап. При царских смотрах фалрепными ставились офицеры. Фалрепы часто обшивались бархатом либо дорогим сукном.
47
Закрытые металлические ящики и лари, предназначенные для хранения личных вещей экипажа.