«Один итальянец нам рассказывал, что он был засыпан, у него погибли отец, мать и сестра. Проходивший мимо итальянский офицер предложил его отрыть (он был засыпан по шею), но предложил отдать за это свои кольца с рук. К счастью для него, проходил русский офицер, который откопал его, напоил и дал три франка. Главный архитектор города рассказывал командиру еще более ужасные вещи: итальянские солдаты только и делали, что грабили город. Он рассказывал про несколько случаев, когда солдаты живым людям отрубали пальцы, чтобы снять кольца», — писал в дневнике будущий контр–адмирал Георгий Карлович Старк.
В итоге контр–адмирал Литвинов ввел своей властью в городе чрезвычайное положение, что было несколько позже подтверждено итальянским королем Виктором Эммануилом.
Благодарные мессинцы выбили в честь русских моряков специальную медаль, забрать которую было поручено крейсеру «Аврора». В первую же ночь аварийной партии крейсера пришлось участвовать в тушении большого пожара на берегу — городская пожарная команда приехала с большим опозданием. Наградой русским морякам стали также 1800 апельсинов и столько же лимонов.
По иронии судьбы, экипаж «Авроры» спустя всего восемь дней снова должен был бороться с огнем — на сей раз в испанском порту Малага. «Положительно мы превращаемся в пожарную часть, а я, в брандмайора», — иронизировал Старк.
Как известно, Российская империя входила в число великих держав планеты. В связи с этим часть кораблей, как тогда говорили, «находилась на станции» в портах, где было необходимо постоянно демонстрировать русский флаг. Так что суда несли не только представительские, но и дипломатические функции. Именно пребыванием на станции объяснялось то, что в момент начала Русско–японской войны, чужом и контролируемом, по сути, японцами порту Чепульпо[61] оказался крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец».
Обычно службы станционера можно было отнести к разряду «непыльных». Например, офицеры такой «боевой единицы», как черноморский пароход «Колхида», практически ежегодно получали от турецкого султана ордена «Османие» и «Меджидие». Дело в том, что пароход являлся станционером в Стамбуле и, по совместительству, яхтой посла Российской империи в Турции.
При этом практически никакого боевого значения «Колхида» уже давно не имела. Это был колесный пароход постройки 1866 г., вооруженный двумя мелкими пушчонками для производства салютов. Экипаж судна на 1904 г. составляли семь офицеров и 35 матросов (отметим, что на момент вступления корабля в строй удавалось обходиться лишь пятью офицерами).
Бывали и случаи, когда командир станционера старался провести время своего командования с максимальной пользой для флота.
Так, в 1881—1882 гг. русским военным пароходом «Тамань», находившимся на станции в том же Стамбуле, командовал капитан 1–го ранга Степан Осипович Макаров, будущий знаменитый российский флотоводец. За недолгое время командования кораблем ему удалось опытным путем доказать наличие в проливе Босфор двух течений, противоположных друг другу.
Глава 3. Питие и сознание
После прочтения в юношеском возрасте знаменитого романа Алексея Силыча Новикова–Прибоя «Цусима» я, как помнится, впал в состояние полного шока. Получалось, что свой беспримерный кругосветный переход русская эскадра совершила, ведомая офицерами, любившими при первой возможности «заложить за воротник». Причем матросы не сильно отставали от офицеров.
Но пробуем посмотреть на ситуацию с питием в Русском флоте как можно более непредвзято. Для начала обратимся к знакомому нам уже Морскому уставу императора Петра Великого. Царь, как известно, любивший в свободное время активно поучаствовать в «баталиях с Ивашкой Хмельницким», в часы служебные к пьяницам был просто беспощаден.
Тем, «кто придет на вахту пьян», полагалось крайне суровое наказание. У офицера на первый раз вычитали месячное жалованье. При повторении проступка следовало лишение чина на время либо навсегда. Матроса ожидало «биение у машты». Исключений не делалось.