Граф Станислав Потоцкий вышел из своей спальни и освежился в ванне тепловатой водою, надушенной тонкими французскими эссенциями; восточные прислужники растёрли его вслед за тем горячими полотенцами, а гардеробные лакеи под руководством камердинера-француза, который в своём шёлковом костюме одним повелительным и властным взором распоряжался лакеями в роскошных ливреях с галунами и фантастически одетыми восточными слугами, занялись его одеванием, и он вышел обратно в круглую гостиную после совершения своего первоначального утреннего туалета.
Графу Станиславу Феликсу было в то время около тридцати семи лет. Его высокая, стройная фигура отличалась благородством форм и важностью манер; он принадлежал к числу тех редких избранных натур, которые подобно кардиналу Ришелье рождены для величия и знатности и обладают свойством до такой степени придавать отпечаток достоинства, грации и изящества всему, что они делают, что даже в своих безумствах и пороках внушают людям восхищение к себе вместо отвращения и в самых своих заблуждениях служат образцом и примером для тех сфер, где они вращаются.
Благородное, словно выточенное лицо графа со смело изогнутым носом было бледно, а несколько поблекшие, утомлённые черты старили бы его не по годам, если бы большие, пламенные и умные глаза не блестели юношески свежей жизнью. Полные губы, прикрытые длинными усами, улыбались благосклонно и приветливо. Эти губы и эти глаза должны были обладать умением уговаривать, убеждать и внушать доверие; однако в глубине этого обаятельного взора вспыхивало нечто похожее на коварную злобу, заметную конечно лишь тем, которые знали близко Потоцкого, или же отличались весьма зоркой наблюдательностью. Тёмные волосы над его широким лбом были подстрижены под гребёнку. Такая причёска позволяла ему носить польскую меховую шапочку по примеру строго-национальных дворян, которые, согласно старинному обычаю, брили голову, оставляя только на темени торчавший кверху хохол; но в то же время, благодаря этому, он имел возможность, появляясь при дворе, носить французское платье, сообразно господствовавшей здесь моде, и надевать на коротко остриженные волосы напудренный парик, придававший красивой голове графа, когда она оставалась непокрытою, совершенно оригинальный отпечаток, напоминавший характерные мужские головы времён Генриха III и герцога Гиза.
Граф вышел из своей уборной в высоких из мягкого жёлтого сафьяна сапогах; они доходили по колено, превосходно обрисовывали его стройные, изящные ноги и были обиты у каблуков золотыми пластинками. Сверх сборчатых шаровар из тёмно-красного шёлка, ниспадавших на эти сапоги, на его гибкий стан был надет камзол такой же материи, стянутый изящным кожаным поясом, украшенным драгоценными камнями; дорогое кружево окружало густыми сборками шею графа, и вся его личность представляла собою нечто среднее между воином рыцарского типа и угодливым царедворцем.
При вступлении графа в гостиную лакеи скрылись, ковровые портьеры были спущены, так что всякий след входа исчез; остался только один камердинер пред своим господином, ожидавший его распоряжений.
— Пусть подадут мне завтрак, — приказал граф.
Камердинер поклонился и неслышно выскользнул вон.
Потоцкий вышел через отворенную стеклянную дверь в сад, вытянув руки, расширил грудь и с наслаждением потянул в себя свежее утреннее дыхание природы. Пока он переходил от одного расцветшего цветка к другому, наслаждаясь их ароматом, любуясь игрою красок, лакеи поставили пред широкой оттоманкой в его комнате низкий стол, покрытый всем, что в утреннюю пору может приятно возбуждать вкус, бодрить нервы и сообщить организму силу для напряжённого дневного труда. Разварные медвежьи лапы, французские пастеты, свежие яйца, маленькие бараньи котлеты в папильотках и только что поджаренные ломтики белого хлеба были соблазнительно сгруппированы и окружены хрустальными графинчиками со сверкающими хересом, портвейном и различными водками, которые частью фабриковались в самом Данциге, частью привозились данцигскими виноторговцами из Швеции и Дании. На маленьком столике рядом стоял золотой кофейник с душистым аравийским мокка; на другой стол слуги поставили хрустальную вазу с роскошными фруктами, которые раньше времени достигли полной зрелости, благодаря искусству плодоводства. Чтобы расставить всё это, потребовалась одна минута.