Король прежде всего сердечно и вместе с тем с почтением, подобающим духовному званию, приветствовал своего брата, архиепископа плоцкого, а затем обратился к графу Станиславу Феликсу, низко поклонившемуся ему, и сказал ему с любезнейшей улыбкой:
— Я знал, что застану вас здесь, граф Потоцкий, потому что я слышал топот коней вашей свиты и клики восторга, которыми вас встречают всюду, где вы только показываетесь.
— Моя свита, ваше величество, — произнёс граф Потоцкий, — состоит из дворян, преданных моему дому, а народ приветствует меня потому, это знает меня как верного слугу вашего величества и отечества.
— Так же, как и я вас знаю за такового, — сказал король, ласково наклоняя голову. — И я счастлив, что народ это понимает. Но, может быть, где-нибудь на это косо посмотрят и начнут опасаться вас.
— Лучше, если боятся, чем презирают, — воскликнул Потоцкий, гордо подняв голову.
Лёгкий шёпот одобрения послышался среди стоявших кругом дворян, а король лишь со вздохом опустил голову.
Будь на его месте Людовик XIV, он за такой ответ даже самого гордого из своих придворных упрятал бы в Бастилию или поразил бы его зловещим словом немилости, которое действовало как моральный смертный приговор. Но окружённый пышностью величия Станислав Август должен был молчать пред произволом своих дворян и стал обходить присутствующих; он каждому сказал несколько приветливых слов и умел самым ласковым образом хотя бы в кратком разговоре коснуться предмета, приятного для собеседника.
Когда он окончил обход, при котором его сопровождал граф Ржевусский, то к нему обратился архиепископ плоцкий:
— Ваше величество! Вы, без сомнения, знаете, что русская императрица, ваша высокая союзница, встретится в Могилёве с императором Иосифом.
Станислав Август взглянул на брата с удивлением, почти неудовольствием; в его выразительных глазах читался немой грустный вопрос, почему он именно здесь, в присутствии стольких свидетелей, коснулся этого мучительного вопроса.
— Я это знаю, — сказал он коротко, как бы желая скорее отклонить разговор.
Но архиепископ продолжал:
— Граф Потоцкий также намерен отправиться в Могилёв; быть может, было бы хорошо, если бы вы, ваше величество, приветствовали дружески расположенных к вам монархов на границе вашего государства?
На мгновение румянец вспыхнул на благородном лице короля, а затем он сказал:
— Такое путешествие надо тщательно обдумать, и я не в состоянии так скоро принять решение.
Он быстро наклонил голову для поклона и удалился во внутренние покои.
Всё общество с напряжённым вниманием следило за разговором, казавшимся безразличным, однако же касавшимся вопроса, на котором в данный момент сосредоточивался всеобщий интерес. Всюду говорили шёпотом. Граф Потоцкий обменялся с обер-маршалом несколькими равнодушными словами, как будто весь вопрос ничуть не касался его.
Вдруг из комнаты короля вышел паж и пригласил к его величеству архиепископа плоцкого и графа Потоцкого. Оба тотчас последовали приглашению и вошли в покой, находившийся непосредственно около зала для аудиенций. Эта комната была посвящена королём памяти его предшественников на польском престоле и украшена прекрасно исполненными Баккиарелли портретами всех польских королей, начиная с Болеслава.
Станислав Август сидел в кресле за круглым столом, посреди комнаты, в которой он имел обыкновение проводить совещания. Со стен глядели гордые лица целого ряда польских королей на этого государя, которому было суждено закончить их ряд и который, несмотря на окружавший его внешний блеск величия, был одинаково бессилен как извне, так и внутри государства.
Пригласив обоих вошедших сесть около него, король, обращаясь к брату-архиепископу, заговорил почти робко:
— Ты конечно понимаешь, что я не мог продолжать этот разговор в присутствии многих свидетелей, но здесь я хотел бы попросить графа Потоцкого высказать своё мнение, находит ли он умным и целесообразным, чтобы и я также отправился в Могилёв приветствовать обоих монархов.
— А вы, ваше величество, получили на это приглашение? — спросил Потоцкий.
Король отрицательно покачал головой.
— Ну, тогда, — продолжал граф, — вам и не следует ехать туда и подвергаться там приёму, который, может быть, будет оскорбителен для вас и за который вы не были бы в состоянии отмстить в данный момент.