— По-моему, — воскликнул Колонтай, — было бы лучше созвать народ и изгнать врагов из священных пределов нашего отечества! Но, так и быть, пусть совершится всё, что ведёт к цели! Настанет же наконец минута свободного открытого действия, которое приведёт к решительной развязке; а тогда наступит момент действия и для меня. Но, пока вы будете вынуждены идти к цели тёмными путями, не рассчитывайте на меня, я не сумею сыграть свою роль.
— Народ? — сказал Потоцкий. — Но разве народ, подавленный позорными оковами рабства, не находится в состоянии жалкой приниженности и равнодушного невежества? Разве вы не находите, что мы сначала должны создать народную силу, для того чтобы вызвать её на борьбу?
Прежде чем Колонтай успел ответить, в комнату вошёл Мечислав. Он достал несколько стаканов и наполнил их вином в честь прибывших гостей; затем, увидав, что разговор прекратился при его приходе, он намеревался почтительно удалиться.
Но Костюшко схватил его за руку и воскликнул:
— Вы правы, что для освобождения родины нужно содействие народа. Вы правы, что наш народ, ещё томящийся в оковах рабства, равнодушен к унизительному чужеземному игу. Но ещё существует здоровое ядро населения, из которого может вырасти новое, достойное свободы поколение; это — старые польские солдаты, и здесь пред вами истинный представитель этого народа. Пусть он примет участие в нашем разговоре; он сможет дать нам хороший совет; он лучше всех укажет нам, насколько мы можем рассчитывать на народную силу и волю.
Присутствующие недоумевающе и вопросительно взглянули друг на друга.
— Это — тайна, — сказал Потоцкий, — от которой зависит будущая судьба истории; одно неосторожное слово...
— Позвольте мне удалиться, пан, — сказал Мечислав, пытаясь освободить руку, которую Костюшко всё ещё крепко держал в своей руке.
Но последний воскликнул:
— Я ручаюсь за него. Так как народ будет сражаться с нами, то он должен также участвовать в нашем совете.
Остальные трое приблизились, молча протянули руку старому Мечиславу и затем расположились на деревянных креслах вокруг стола.
Старик снова раздул на очаге огонь, колеблющийся свет которого один освещал всю комнату, и затем скромно уселся на стул возле огня.
— Выслушайте меня, мои друзья, — начал Игнатий Потоцкий. — Я непоколебимо убеждён, что всё несчастье нашего отечества происходит вследствие печального состояния нашего государственного строя, который лишь в силах противодействовать всякого рода власти, но бессилен проявить активную деятельность. Мы должны создать или истинную монархию, или истинную республику. Но последнее невозможно именно потому, что народ в настоящее время ещё не подготовлен к восприятию свободы.
— Вы, пан, правы, тысячу раз правы! — воскликнул старый Мечислав. — Я слышал, что есть страны, где народ управляет сам собою, но это немыслимо здесь, так как крестьяне под именем свободы вообразят не что иное, как позволение грабить и опустошать, если они не постепенно, в продолжение долгого ряда лет будут освобождены от рабства, чему уже положил начало благородный граф Замойский.
— Итак, глас народа, — продолжал Игнатий Потоцкий, кивнув старику, — подтверждает моё мнение о непригодности для нас республики. Но, чтобы основать прочную монархию, нам нужно иметь наследственный царствующий дом.
Слушатели затаили дыхание. Колонтай воскликнул:
— Наследственный царствующий дом? Но разве Ян Собесский не составлял гордости и славы отечества? И разве в его царствование Польша не занимала одного из первых мест среди европейских держав?
— За Собесским последовали Станислав Лещинский, Август Третий и наконец Понятовский, игрушка в руках Екатерины, — заметил Потоцкий.
— Зачем же их избирали? — спросил Колонтай.
— В этом вопросе, — ответил Потоцкий, — заключается приговор нашему конституционному строю. Если случайное большинство голосов имеет возможность вложить власть управления в недостойные руки, то гибель государства неминуема.
— А разве не бывают слабые и неспособные наследственные правители? — спросил Колонтай.
— Разумеется, — ответил Потоцкий, — но лучшие силы страны всё-таки всегда будут готовы служить им, так как в лице такого государя воплощается идея отечества, и кроме того, путь к трону недоступен честолюбию. Избранный же король должен быть великим человеком, чтобы совершать великие деяния. Да даже в этом случае ему трудно будет заставить своих подданных забыть, что он когда-то был равным им человеком.
— Мне кажется, что граф Потоцкий прав, — сказал Костюшко. — Только наследственная монархия может призвать к служению все силы государства, хотя бы во главе его находился слабый правитель. Но как положить начало новому порядку? Где найти род, достойный занять польский престол, не возбуждая зависти в других?