Выбрать главу

Она связала ему руки и ноги прочными бечевками. Он не сопротивлялся, но охал и стонал и, наконец, в изнеможении свалился на пол. Так прошло четверть часа. Связанный по рукам и ногам, он не мог больше двигаться; он поднял к ней свое бледное лицо и сказал слабым голосом:

— Значит, вы действительно хотите меня бить?

Она недовольно отвернулась. Горячая кровь прилила к ее лицу. Он повторил свой вопрос и прибавил тихо:

— Бейте меня, если это доставляет вам удовольствие!

Она посмотрела на него очень презрительно.

— Ты не заслуживаешь ничего другого, кроме плети, — сказала она насмешливо и безжалостно посмотрела на его беспомощное положение.

— Вы скоро забыли, что я — член вашей среды, — проговорил он с горькой иронией.

Она, как кошка, нагнулась над ним и резко рассмеялась ему в лицо.

— Член моей среды? Да ты с ума сошел? Напомнить мне тебе, кто ты? Ты — ничто, ты раб, червь, жалкое существо, трепещущее перед плеткой своей госпожи и ползающее перед ней в пыли. Ты не человек, ты — собака, ужасная собака, привыкшая к побоям. И тебя нужно бить, чтобы ты слушался и не грубил, раб. Подожди, ты еще испробуешь от меня это.

Она поспешила в свою спальню и вернулась с каучуковой плетью.

Он в ужасе посмотрел на нее.

— Герта, Герта, пожалейте!

Дико и некрасиво вспыхнули ее глаза.

— Герта? Скажи, собака, кто это такая? Быть может, это я? Подожди, я проучу тебя… Но с какой стати я стану сама дрессировать тебя? Пусть это делает Сабина. Она лучше сумеет отхлестать тебя так, как ты того заслуживаешь!

И она опять сделала попытку позвать служанку. Он снова стал просить ее отказаться от этого, с трудом выговаривая каждое слово, и жалобно умолял избавить его от этого страшного позора.

— Если в вас есть хоть искра сострадания, пожалейте меня! Бейте меня! Я молча перенесу все наказания, какие вы сочтете себя вправе назначить, но избавьте меня от позора быть наказанным этой скверной женщиной! Ах, отчего вы так бессердечны, так суровы! Зачем вы хотите терзать меня, когда я заслуживаю только сожаления? Неужели вы забыли, что было между нами?

Слезы заблестели на его томных глазах и глубокий вздох вырвался из его измученной груди.

Она видела жалкое состояние этого несчастного человека, но не чувствовала к нему никакого сострадания. Она только хотела привести в исполнение задуманный план и испробовать с этим падшим человеком последнее средство. Она устало опустилась в кресло так, что он очутился у ее ног.

— Я хочу на минуту забыть о том, кто ты, Федор. Хочу перенестись в прошлое, хотя во мне и убито всякое сочувствие к тебе. Подумай, ведь ты сам довел меня до этого. Неужели ты воображаешь, что можно иметь сожаление к рабу, стоящему под плетью, что можно вспоминать, кем этот раб был когда-то? Ты мог бы рассчитывать на человеческое сочувствие и сожаление лишь в том случае, если бы ты находился в таком положении случайно. Впрочем, и тогда ты должен был бы проявить больше мужества и выйти из своего недостойного положения! Подумай, кто может сжалиться над человеком, который потерял мужскую гордость и в непонятном ослеплении бросился под ноги жестокой женщине? Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я смотрю на свое настоящее положение, как на искупление за свое прежнее легкомыслие и преступление, — сказал Федор с горькой усмешкой.

Она запальчиво закричала на него:

— Избавь меня от таких смешных отговорок. Лучше постыдись своего недостойного положения. Неужели ты совершенно не думаешь о будущем, неужели для тебя безразлично общественное мнение?!

— Я никому не обязан давать отчет в своих действиях, и, так как мне теперь ясна причина вашего жестокого обращения, я настоятельно прошу вас оставить всякую попытку обратить меня на путь истины. Это — напрасный труд! Я буду вам очень благодарен, если вы освободите меня, как можно скорей, от мучительных пут!

Она гневно посмотрела на него.

— Правда, ты не заслуживаешь сострадания, — сказала она недовольно. — Хорошо, я отказываюсь напомнить тебе таким способом, что ты — юнкер Федор фон Бранд! Когда ты был юнкером, я могла любить тебя. Теперь, когда ты, падший, презираешь мою спасающую руку, я к тебе равнодушна! Но я все-таки решила насильно вырвать тебя из твоего ослепления. И только по этой причине ты лежишь связанный тут, в моих ногах. Ты убежишь еще этой ночью как можно дальше и начнешь где-нибудь в другом месте порядочную жизнь. У тебя ведь есть штатское платье, которое делает тебя неузнаваемым, как слугу?

— Да, но….

— Необходимые средства я дам тебе от имени твоего опекуна, который, — ты можешь теперь узнать об этом, — спас для тебя часть твоего состояния. Я хочу помочь тебе в твоем бегстве и доставлю тебе чужих лошадей и экипаж…