Федор отрицательно покачал головой.
— Не утруждайте себя. Это бесполезно: я останусь, я должен остаться!
Минуту она смотрела на него с удивлением. Она никак не ожидала встретить такое упрямство. Затем она сказала очень холодно:
— Хорошо, тогда оставайся, будь опять рабом. И я не хочу откладывать твое наказание!
Она поднялась и в четвертый раз взялась за сонетку.
— Нет, нет, только не это! — крикнул он, как сумасшедший.
Она обернулась к нему, не отнимая руки.
— Одно из двух! — сказала она с ужасным спокойствием. — Время еще терпит!
— Пощадите, сжальтесь!
— Нет ни жалости, ни пощады!
— Я не могу уйти. Имейте же сострадание!
Она сердито топнула ногой.
— Ты согласен или нет?
— Я не могу, я не могу!
— Ты с ума спятил? — рассердилась она. — Отчего ты не можешь? Говори!
— Потому что, — потому что я люблю свою госпожу.
Страшная бледность покрыла лицо Герты фон Геслинген.
— Дурак! — прошипела она в бешенстве. — Ты любишь женщину, которая на десять лет старше тебя, которая обращается с тобой, как с собакой? Неужели ты совершенно потерял ум?
— Я не могу иначе, — прошептал Федор.
Девушка еще раз гневно топнула ногой.
— Теперь во мне действительно нет к тебе ни капли сострадания! Ты согласен последовать моему совету или нет? Пусть же заговорит в тебе, наконец, благоразумие. Пойми же, что ты — человек. Слушай, что тебе советуют, Федор — юнкер фон Бранд — дворянин!
Она опять подошла к нему. Ее прекрасные глаза выражали нежную просьбу. Но его сопротивление раздражало ее и она гневно сжимала руки.
— Федор, ты не знаешь меня. Я совершенно серьезно предостерегаю тебя. Клянусь тебе, что я не буду знать пощады, если ты не последуешь моему совету! Это не пустые угрозы! В последний раз, Федор, я спрашиваю тебя, хочешь ли ты меня послушаться и выйти из своего позора — или же ты настаиваешь на своей безумной мысли и отказываешься от моей помощи?
Она зашагала взад и вперед в лихорадочном волнении, затем остановилась около сонетки.
— Ну?
— Зачем мучить меня, если я не могу и не хочу иначе?! — сказал он глухо и решительно.
Она вздрогнула и сжала губы. Легкая бледность покрыла ее холодное, строгое лицо. Она сильно дернула сонетку.
— Ты сам отвечаешь за последствия, ослепленный! — сказала она, пожимая плечами.
— Герта, Герта, о, Господи!
Дикой злобой вспыхнули ее глаза.
— Молчи, презренная тварь, и трепещи пред наказанием, которое тебя ожидает. Наслаждайся под кнутом, который исполосует твое рабское тело! Ты же хочешь этого, раб!
В дверях, ухмыляясь, стояла Сабина.
— Что прикажете, милостивая барышня?
Герта овладела собой. Величавым и, вместе с тем, презрительным жестом она указала на связанного и проговорила громко и ясно:
— Стащите этого негодяя куда-нибудь подальше, чтобы ничего не было слышно, и побейте его там плетью! Я желаю, чтобы наказание было особенно жестоко! Возьмите каучуковую плетку там, на стуле!
С дьявольским смехом схватила женщина орудие пытки и вытащила связанного осужденного за дверь.
— Сколько ударов прикажете, милостивая барышня? — спросила она оборачиваясь.
Герта фон Геслинген отвернулась.
— Пятьдесят! — сказала она машинально, и отправилась в спальню.
IX
Одетая в легкое, прозрачное одеяние, баронесса из Scherwo сидела в мягком кресле у письменного стола. Большой полуисписанный лист бумаги лежал перед ней. В стороне от нее, в почтительном расстоянии, стоял на коленях Федор, устремив пылающий взор на полуоткрытые формы тела своей красивой повелительницы.
— Ты сказал всю правду, Григорий? Ты ничего не прибавил и ничего не утаил? Помни, что твое обвинение направлено против дворянки, моей родственницы!
— Я сказал святую правду, госпожа! Моя клятва — служить верой и правдой своей госпоже — вынудила у меня это признание и я думаю, что я доказал этим, как я уважаю свою милостивую госпожу, как я предан ей в покорности и послушании! Ах, госпожа, повелительница!
— Почему ты вздыхаешь, Григорий? Тебе трудно служить у меня?
— Нет, нет! Но я теряю разум при виде такой красоты. Ваше гордое величие и могущество одурманивают меня. Приятный запах вашего благородного тела возбуждает во мне горячее желание. Я хотел бы по целым часам лежать в ногах моей прекрасной госпожи, ощущать в немом обожании вашу святую, сладостную близость, великое, таинственное и бесконечно-прекрасное очарование вашего существа и доказывать свою бесконечную любовь несвязными, жалкими словами и горячими, покорными поцелуями ног моей госпожи, которые она ставит в знак могущества и славы на затылок раба!