— Ах, уважаемая баронесса, — вздохнул он, — мне хочется рассказать вам о том, что побудило меня бросить военный мундир. Мне стало не под силу быть слепым орудием в руках самодурствующего начальства, вечно унижающего, вечно давящего, и я самовольно бежал от этого возмутительного, позорного обращения.
Она насмешливо пожала плечами.
— Экий вы непокорный, — рассердилась она, — в вашем возрасте следует повиноваться; было бы печально, если бы каждый, как вы, пожелал бы избавиться от ига дисциплины. Впрочем, я не имею никакого права читать вам нотации.
— Напротив, баронесса, вы совершенно правы, порицая меня, ибо мой поступок непростителен. Теперь я беспомощен: меня преследуют, я не знаю, что мне делать!
— В таком случае, вы поступили вдвойне глупо, — бросила она холодно и снова смерила его своим странным взглядом. — Как можно преждевременно сжигать за собой корабли? Самое лучшее для вас — возвратиться с покаянной к вашему начальству и постараться искупить ваш необдуманный поступок.
— Никогда, — возбужденно вскричал Федор, — лучше смерть, чем этот позор!
— А что скажут ваши родители? — спросила она спокойно.
Он с ужасом заметил на ее лице выражение оцепенения, но оно быстро исчезло и уступило место обычной насмешке.
— Их уже нет на свете, милостивая государыня, я предоставлен самому себе.
— Что же вы предпримете?
Молодой человек подумал.
— Я опасаюсь, что начавшиеся преследования не оставят мне времени, чтобы обдумать этот вопрос. Если удастся, я разделю участь моих товарищей по несчастью и уеду в Америку!
— Вы со средствами?
— Ровно настолько, чтобы добраться. Там я надеюсь найти какое-нибудь занятие. В Техасе живет моя тетка, у нее есть ферма. Это строгая, властолюбивая дама. Быть может, она наложит на меня свое иго, и я буду ее послушным рабом. Во всяком случае, это лучше, чем находиться на военной службе под грубой властью невежественного начальства.
— Вы странный человек, — решила баронесса Ада, комично ужасаясь. — Вы, кажется, любите фантазировать?
— Трудно себе представить большего мечтателя, чем я, — сознался, улыбаясь, Федор, — мои странности удивляют многих.
Баронесса насторожилась.
— Так-так, я уже давно хочу познакомиться с каким-нибудь бешено-странным фантазером. Вы, кажется, принадлежите к их числу?
Молодой человек, покраснев, утвердительно кивнул головой.
— Да, баронесса, я настоящий сумасброд. Вы, конечно, лишь посмеетесь надо мной, если я вас уверю в том, что моя мечтательность снова воспрянула за те немногие часы, которые я нахожусь на курорте.
— Как так? — спросила она, по-видимому, равнодушно.
— Я боюсь, что вы рассердитесь, если вам сказать всю правду, потому что… просто потому, что вы сами являетесь причиной моей вновь пробудившейся мечты.
Баронесса Ада громко расхохоталась и впервые милое лукавство мелькнуло на ее лице. Она погрозила пальцем и нахмурила брови.
— В сущности, я должна была бы прекратить с вами разговор, но я хочу быть великодушной. Я выслушаю вас, продолжайте, пожалуйста. Вы возбудили мое любопытство, но я желаю знать всю правду, вы слышите?
Он немного испугался ее испытующего взора и спросил смущенно:
— Но, если вы рассердитесь?
— Тогда я вас просто прогоню, — сказала она, подперев голову ладонью.
Федор вздохнул.
— Сударыня, выслушайте мое признание и прогоните меня прочь. С тех пор, как я увидел вас, во мне проснулась моя безудержная страсть. Чувство, возбуждающее все мои нервы, сильнее разума. Когда я вижу женщину подобной вам красоты, мне хочется броситься на колени и смиренно преклоняться перед силой ее прелести. Но я, конечно, чувствую, как все это невозможно, я понимаю бессмысленность моего горячего желания, я знаю, что в ваших глазах я — дурак, но меня влечет страсть и делает меня рабом красоты.
— Или рабом самой женщины, вызвавшей вашу страсть, — прервала его баронесса дьявольским хохотом, показывая свои белые блестящие зубы. — О, молодой человек, вы не первый объясняетесь мне в подобных чувствах. Но это лишь хитросплетения. На деле же вы не согласились бы на такое рабство, привлекательное лишь в образах вашей воспаленной фантазии!
Он опять вздохнул, и его глаза приняли лихорадочное выражение.
— Я знал, баронесса, что вы насмеетесь над моими горячими страстными желаниями. Но, клянусь вам, я говорю правду: самое ужасное рабство под господством прекрасной женщины было — бы для меня величайшим блаженством!
Его темные глаза пылали пожирающим огнем и он с трудом скрывал свое внутреннее возбуждение.