— Как вы увлекаетесь, — насмешливо проговорила баронесса и засмеялась про себя. — Впрочем, вы были бы скверным рабом, если вы в молодые годы не смогли перенести тяжесть военной дисциплины.
— Но со мной обращались подло. Я служил грубым людям, а не такой знатной женщине, такой величественной богине, как вы.
— Но неужели вы думаете, что служить под женским скипетром и легче и приятнее?
— Что за вопрос, баронесса, — сказал, сверкая глазами, Федор.
Его нежная красота выделялась теперь особенно эффектно, и молодая женщина, уже совершенно повернувшись к нему, наблюдала за ним с возрастающим интересом.
— Значит, вы добровольно подчинились бы власти женщины?
— Прекрасной женщины, конечно, — уверял ее Федор.
— Например, моему господству?
Пламенная краска залила лицо молодого человека. На минуту у него захватило дыхание.
— Баронесса — вы шутите.
— Я не шучу, — сказала она холодно и строго, — напротив, я попрошу вас отнестись к моему вопросу вполне серьезно. Но я считаю своим долгом обратить ваше внимание на то, что я, в противоположность большинству женщин, чрезвычайно деспотична. Едва ли вы будете хорошо себя чувствовать в качестве моего подчиняемого: я требую слепого повиновения. Впрочем, я полагаю, что вы сами только в шутку предложили свои услуги!
— О нет, нет, конечно нет, — страстно вскричал Федор и, дрожа, пал на колени перед красавицей. — Неужели вы хотите отнять у меня только что обещанное величайшее счастье? О, баронесса, моя госпожа и королева, не гоните вашего несчастного раба, возьмите меня к себе, обращайтесь со мной, как вам будет угодно, дайте мне почувствовать всю силу вашего деспотизма, и я все-таки буду покорно служить вам, беспрекословно исполняя все ваши приказания. О, милостивейшая баронесса, дайте исполниться моей сладостной мечте, выслушайте меня, сжальтесь надо мной!
Теперь баронесса Ада расхохоталась безудержно.
— Нет, вы — восхитительный человек, — воскликнула она весело. — Я не могла представить себе ничего подобного. Мне всегда хотелось иметь подле себя такого фантастического мечтателя, который бы совершенно отрекся от себя и был бы в моих руках лишь безвольным орудием. Я, сознаюсь, охотно произведу над вами опыт; но действительно ли во всем вы будете послушны?
— Клянусь вам, баронесса!
— И вы совершенно отдаетесь в мою власть?
— Я не знаю ничего более отрадного!
— В таком случае, заключим письменный контракт. Что вы об этом думаете?
Он хотел подняться, но она остановила его рукой.
— Нет, оставайтесь на коленях, мой милый! Вы действительно хотите стать моим слугой?
— Вашим слугою и рабом!
— Хорошо, клянитесь в том, что вы будете смотреть на меня, как на свою повелительницу, а на себя — как на слугу! Я, конечно, требую этого и от других слуг!
— Клянусь вам, милостивая госпожа!
Она пристально посмотрела на него своими большими серыми глазами:
— Значит, кончено. Встаньте! Отойдите подальше, так, еще дальше…
Она дернула шелковую сонетку и на пороге появилась проворная горничная.
— Что прикажете, баронесса?
Баронесса указала на Федора.
— Этот молодой парень займет с сегодняшнего дня место Григория, которым, как ты знаешь, я уже давно недовольна. Он может убираться вон сегодня же. Проводи нового слугу в его комнату и дай ему вещи Григория. Он такого же сложения и они ему будут впору. Когда ты переоденешься, Федор, ты можешь опять прийти сюда!
Горничная удивленно посмотрела на одетого по последней моде молодого человека. Ей казалось, что она не поняла своей госпожи и не смела пригласить этого важного барина следовать за ней.
Да и сам Федор почувствовал, при неожиданной перемене в обращении с ним красивой женщины, бесконечно приятное щиплющее чувство. Все трепетало в нем, и ему стоило усилий владеть собой.
— Ты не понял меня, Федор? — повторила баронесса.
Он с ужасом и трепетным восторгом увидел, что гордо сидевшая у письменного стола прекрасная, пышная женщина, сдвинув брови, смерила его холодными, строгими глазами.
— Да, госпожа, — сказал он глухо и, дрожа, поспешил за горничной.
III
Маленькая, в одно окно комната на чердаке предназначалась молодому человеку. Все происшедшее за последние часы ему казалось сном, да и сам он казался себе заколдованным.
— Скорей! — торопила его хорошенькая горничная, — баронесса очень строга и требует точности.