— Да, госпожа!
— И вторую часть?
— Да, госпожа!
— Подумай хорошенько, Григорий!
— Я все обдумал и зрело обсудил!
— Ты безропотно должен слушаться меня, подчиняться всем моим прихотям по кивку, по взгляду, бежать, — когда я махну рукой, спешить — когда я прикажу тебе принести плеть, смиренно стоять на коленях — когда я буду бить тебя — и благодарить за каждое наказание.
— Я охотно исполню все это, госпожа!
— Но я буду бить тебя без всякой причины, когда мне вздумается: в скверном настроении, рассерженная твоим лицом или другим пустяком.
— Я никогда не буду роптать, госпожа!
— Потребовать мне от тебя сейчас же доказательства?
— Госпожа!
— Ага, ты испугался!
— Нет, госпожа, нет, госпожа, я не боюсь, я дрожу от… ведь я только раб!
— Этот ответ мне нравится больше!
— Я прошу о милости быть наказанным.
— Ты уже испытал когда-либо прелести кнута?
— Нет, госпожа! В немецкой армии, где я служил, не бьют; но ребенком меня часто били за легкомыслие и нелюбовь к военным — я был отдан в подготовительное военное училище. Там иногда ставили посреди двора скамейку, привязывали к ней виновного и…
— Не вдавайся в подробности. Приучайся отвечать коротко и ясно, как подобает слуге!
— Простите, госпожа!
Она бессердечно смотрела на него своими злыми, холодными глазами, затем поднялась и опять дернула сонетку.
— Пошли сюда Сабину, — приказала она вошедшей горничной.
Появилась полная, недурная собой женщина в длинной сборчатой юбке и коротком узком лифе. В ней было что-то повелительное, и Федор уловил какое-то сродство между ней и госпожой.
— Это моя экономка, Григорий, — пояснила баронесса, улыбаясь. — Кроме меня, ты обязан слушаться и ее!
Потом она сказала, обращаясь к Сабине и указывая на слугу:
— Это — новый Григорий! Будем надеяться, что он окажется лучше старого! К сожалению, я уже должна наказать его! Ты можешь его подготовить!
Полная женщина взглянула на Федора с злорадным любопытством и знаком пригласила следовать за ней. Через целую анфиладу комнат они добрались, наконец, до маленькой, совершенно пустой комнаты. Только на середине потолка висел канат, продетый в кольцо. Сабина взяла один конец каната, приказала Федору поднять руки и крепко связала их. Он повиновался, хотя неприятное, боязливое чувство охватило его. Эта черноволосая женщина была похожа на ведьму. Презрение и насмешка светились в ее черных глазах. Она не произнесла ни слова, совершая свою работу. Связав руки, она медленно потянула другой конец каната, и Федор с ужасом почувствовал, что он поднимается и что все части его тела вытягиваются и что он висит, едва касаясь пола кончиками сапог. Сабина прикрепила другой конец каната к крюку в стене. Не довольствуясь этим, она вытащила из кармана своей широкой юбки несколько веревок, подошла сзади к Федору и тот вдруг почувствовал, что чертовка обмотала его ногу внизу веревкой, отдернула ее в сторону и привязала к кольцу, вделанному в пол. Та же участь постигла и другую ногу.
Таким образом, Федор, с вытянутым телом и отдернутыми в сторону ногами, всецело находился во власти своей госпожи. Вскоре он услышал шум платья и, повернув голову, увидел свою прекрасную властительницу, которая взглянула на своего раба жестоким удовлетворенным взглядом.
— Оставь меня с ним, Сабина! — тихо приказала она.
Экономка удалилась. Федор заметил в руке своей госпожи грубую, кожаную плеть.
— Ты все еще настаиваешь на том, чтобы испробовать мою плеть? — спросила она хитро.
Он медлил с ответом, так как догадывался, что ему придется перенести более ужасные страдания, чем те, которые ему рисовало его разгоряченное воображение.
— Если вы, моя госпожа, сочтете это необходимым, — ответил он уклончиво.
— Без оговорок, Григорий! Ты еще свободен: ты не подписал контракта. Если ты действительно хочешь, чтобы я тебя побила, то проси об этом, если нет, — то моли о пощаде!