Она начинала приходить в себя, перестала напоминать тетку. Наверное, первый шок у нее прошел.
– Дядя Володя оставил записку. Та написана его рукой. Он признался, что отомстил убийце Маши и уходит из жизни добровольно. – Вика опять тронула сок и опять не стала его пить. – Знаешь, у нас в семье никогда об этом не вспоминали. И тетя Оля описала все в книге осторожно, без подробностей.
– Егор считает, что Стас знал, – настаивала Лада. – Он хотел встретиться с Егором перед смертью, и Егор уверен, что речь могла идти о тех событиях. Егор тогда жил в Новинске, он был в курсе того, что тогда случилось.
– Да, Стас знал, – равнодушно кивнула Вика. – Я ему рассказывала. И про Машу, и про дядю Володю. Тогда еще мало лет прошло, как Маши не стало. Я ее часто вспоминала. Даже странно, не так уж тесно мы дружили. Но она была моей единственной родственницей. В смысле близкой по возрасту. Когда у нее мама умерла, родители нас с Машей в отпуск в Турцию взяли. Я иногда вместе с Машей к ее бабушке приезжала…
В кафе зашла компания молодых людей, столпилась у стойки. Им было не больше двадцати. Вика и Лада для них старушки.
– Вообще-то Маша мне не совсем родственница. Тетя Оля – двоюродная сестра моей мамы, а дядя Володя – двоюродный брат тети Оли, но родители с ним дружили.
– Стас и профессор умерли от одного яда, – тихо сказала Лада. – У обоих было отравлено вино. Ты знала?
– Нет. – Вика с удивлением покачала головой. – Я вообще не знала, отчего он умер. Я узнала про Стаса не от Рины, и выспрашивать подробности не стала. Вы это сказали тете Оле?
– Да.
Вика задумалась.
– Но Ольга Васильевна, как и ты, считала, что эти смерти не могут быть связаны.
– Ей нельзя было волноваться. Совсем. У нее было больное сердце.
– Вика, мне очень жаль. Прими мои соболезнования.
– Почему мы все забываем, что люди смертны?.. – грустно улыбнулась Вика. Она больше не плакала. – Мы об этом забываем, и становится поздно.
Молодые люди отошли от стойки, сели за соседний столик, придвинув к нему недостающие стулья.
– Я хочу знать, что взволновало тетю Олю! Если ты это поймешь, позвони!
– Конечно, – пообещала Лада. – Вика… У Маши был парень?
Вика потерла виски, посмотрела на компанию за соседним столиком, потом – снова на Ладу.
– Я понимаю, к чему ты клонишь. У Маши не было постоянного парня. – Вика помолчала и криво улыбнулась. – Дядя Володя никогда не стал бы перекладывать свои проблемы на других! Он сделал это сам!
Компания за соседним столом расшумелась.
– И, знаешь, я его за это уважаю! Это звучит несовременно, но я его уважаю. Злодейство должно быть наказано!
Ладе еще о многом хотелось расспросить, но она не решилась.
– Зря я тебя сюда притащила…
– Не зря, – возразила Лада. – И ты меня никуда не тащила, я сама навязалась.
– Извини, я поеду. Я хочу домой.
Она вызвала такси. Лада подождала, пока подойдет ее машина.
Занять день было нечем. Артемий дважды звонил Рине, она не ответила.
Он посидел за компьютером, просматривая видео с регистратора, и сделал то, что надо было сделать давно. Поехал туда, где Стас останавливался, когда на видео попала табличка с названием улицы.
Найти нужное место оказалось непросто, но он справился. Машина стояла напротив высокого офисного здания. За ним находился двухэтажный торговый комплекс, дальше еще одно офисное здание.
Артемий прошелся по близлежащим улицам, снова сел в машину и поехал к своему бывшему дому.
Шел уже девятый час, Рина должна быть дома.
Во двор он въезжал за коричневой «Ауди». Та еле плелась вдоль дома, остановилась у родительского подъезда. Артемий въехал на удачно пустующее место, вышел из машины.
«Ауди» еще загораживала проезд. Мужчина-водитель целовал сидевшую на соседнем сиденье женщину. Целовал долго, Артемий успел подойти к машине почти вплотную.
Сирень распустилась полностью. Лиловые соцветия покачивались на слабом ветру.
Женщина вышла из машины, «Ауди» отъехала.
Ему показалось, что ноги сделались ватными.
Он ошибся, ноги двигались. Он успел догнать Рину, когда она еще не скрылась за дверью.
Она смутилась, когда его увидела, но не сильно. Спокойно на него посмотрела и даже улыбнулась.
Артемий молчал, равнодушно прикидывая, сможет ли дойти на ватных ногах назад до машины.
– Я не обещала хранить тебе верность.
Он кивнул, она этого не обещала.
– Артемий, я предупредила тебя, что буду думать.
Он опять кивнул.
На ней были серьги, которых он еще не видел, с такими крупными камнями, что он пожалел ее уши.
Из-за двери послышалось пиликанье домофона, он испугался, что сейчас выйдут родители и ему придется что-то сказать, а он, скорее всего, надолго потерял дар речи.