Злым Лада его еще не видела. Он ей и злой нравился.
– Ты позвонил уже после того, как я с ней поговорила.
– Еще одна такая выходка, и будешь сидеть дома! Поняла? – Он еще злился.
Он злился, потому что боялся за нее.
– Поняла, – кивнула Лада. – Вика приехала на машине?
– Да, – помолчав, заговорил Егор. – Ее застрелили, когда она выходила из машины. Ее поджидали.
Миновать светофоры удавалось с третьего-четвертого раза. В таком темпе они будут ехать до утра.
– В машине была бутылка грузинского вина. Лежала на переднем сиденье. Перекусим? – Егор заметил придорожный ресторан. – Или до дома потерпишь?
– Потерплю.
Темнело. Трасса превращалась в движущееся скопление огоньков.
Дорогу Лада помнила плохо. Дом Егора узнала, только когда он остановил машину.
Цветущие деревья в маленьком садике были видны даже в свете луны.
– Осторожно! – предостерег Егор. – Смотри под ноги.
Цветущие деревья белели на фоне темного неба, а разглядеть дорожку было трудно, свет уличного фонаря сюда не доставал.
– Сейчас закажем пиццу, магазины уже закрыты.
– Ты же хотел с кем-то поговорить! – напомнила Лада.
Егор включил фонарь над крыльцом. За несколько дней трава под деревьями заметно поднялась, засветилась зелеными искорками.
Вечер был удивительно теплый, как летом. Ладе не хотелось уходить с крыльца.
– Не успел! – с досадой проговорил Егор. – Человек, у которого надо кое-что выяснить, спит уже. Я сейчас мимо его дома проехал, у него свет уже погашен. Сейчас перекусим, отвезу тебя домой и вернусь.
Лада покачала головой – не надо больше никуда ехать, потянула Егора за рукав и прижалась к широкой груди.
– Я возьму отгул, – прошептала она. – У меня полно отгулов, а все срочное я сегодня сделала.
Около фонаря закружилась белая бабочка.
– Мне нечего дать тебе, кроме этого дома, – прошептал Егор.
К бабочке добавилась вторая.
За пятачком, освещаемым фонарем, слабо угадывались соседние дома.
– Есть, – шепотом не согласилась Лада. – Ты можешь дать мне себя.
7 мая, среда
Виталий позавтракал в одиночестве. Злата не проснулась, не мучила его пустой болтовней, но, как ни странно, без нее было скучно.
Он заглянул в спальню, посмотрел на спящую жену, тихо прикрыл дверь и спустился к машине.
Телефон зазвонил, когда он еще не успел отъехать от дома.
Номер высветился незнакомый, но голос он узнал сразу.
Ее номер он внес в контакты, когда Владимир Борисович болел, а Виталию требовалось передать ему какие-то срочные бумаги.
Удалил из контактов, когда женился. Черт его знает, зачем удалил. Наверное, хотел окончательно порвать с прошлым.
– Ульяна это, – произнес усталый голос. – Помнишь меня?
Она звонила ему дважды, и оба раза несла беду. То есть пыталась донести. Беда была чужая, и Виталий не хотел к ней приближаться.
В первый раз сказала, что больше нет Маши. Во второй, что нет Владимира Борисовича.
– Помню. – Виталий вышел из машины. – Я уже знаю про Вику.
– Виталик… Вчера приходила девочка, расспрашивала про тебя. Лада. Знаешь такую?
– Знаю. Она подруга моей жены. Я с ней работаю.
Юркая синичка села на ветку растущего рядом боярышника, покрутилась, посмотрела на Виталия, улетела.
– Спрашивала, дружил ли ты с Машей.
– Лада знала и Стаса, и Вику. Пытается понять, что происходит. Я в курсе, вчера с ней разговаривал.
– Виталик, я за тебя боюсь! – Ульяна заплакала, всхлипнула.
Она не плакала, когда сказала ему, что Маши больше нет. И на похоронах не плакала, только смотрела на гроб непонимающими глазами.
Виталий опешил. Какого черта все за него боятся!.. И Вика, и вот теперь Ульяна.
– За беспокойство спасибо, но мне ничто не угрожает! – зло оборвал он.
Даже идиот мог бы понять, почему они боятся. Обе допускали, что он поучаствовал во взрыве, отомстив за Машу.
Он этого не делал, но женщины допускали. И боялись, что прошлое пытается непонятным образом до него дотянуться.
Черт знает что, но Виталию внезапно показалось, что прошлое действительно пытается до него дотянуться.
Нет, не внезапно. Ему так уже несколько дней казалось.
Злиться на несчастную женщину было глупо и жестоко, и он уже мягче спросил:
– Ульяна, я чем-нибудь могу помочь?
– Да чем ты поможешь… – Она опять всхлипнула и, подумав, робко попросила: – Возьми розу, Виталик. Помнишь, ты Маше подарил? Возьми, она теперь никому не нужна. Вики нет, а больше передавать некому. Родителям ее чужие подарки не нужны. Возьми, Виталик.
Бронзовую розу в вазочке Виталий подарил Маше на двадцатилетие. Подарок был не совсем удачный, бронзовая статуэтка мало подходила молодой девушке, но стоила антикварная вещь по его тогдашней зарплате дорого, а ничего лучше он придумать не смог.