«Не поддавайся этой дряни! — мысленно сказала себе Ленора. — Не закрывай глаза, помни, что тебе нужно выбраться отсюда».
— Да, руки, — пробормотал Кристофер. Он наклонился и потерся щекой о ее плечо, растревожив ранку. — Эти милые руки… Ты же не попытаешься ударить меня ими? Не попытаешься вцепиться мне в глотку?
— Нет, — пробубнила Ленора. — Мне просто больно.
— Сейчас, — прошептал Кристофер. Он достал из кармана раскладной нож. Раздался щелчок, и лезвие выскочило, усеяв стены сотнями бликов. Ленора зачарованно следила за ним, пока могла. Кристофер разрезал жгуты на ее руках, и Ленора выпрямила их, скривившись от пронзившей их боли — ее не могла заглушить даже та эссенция, что Кристофер дал ей.
— Так лучше? — спросил он.
— Да. Спасибо, — Ленора пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и Кристофер подвинулся еще ближе, почти налег на нее всем телом, притираясь влажной кожей груди к ее плечу.
— У нас еще есть время, — сказал он, разворачивая Ленору к себе. — У нас будут миллионы лет, если ты захочешь. Длинная ночь, без конца и края.
Он развел ее ноги в стороны, устраиваясь между ними, и Ленора попыталась свести колени, чувствуя, как он шарит руками по поясу ее шорт, пытаясь расстегнуть их. Казалось, будто ей приходится преодолевать сопротивление воды, чтобы сдвинуться хотя бы на сантиметр. Кристофер прижался к ней, оставляя влажные поцелуи на ее щеках и губах. Он обхватил ладонями ее талию, большими пальцами поглаживая тонкие арки выпирающих ребер, и с тяжелым вздохом прижался пахом к ее промежности.
— Как же хорошо, — пробормотал он, — что слухи о том, что для жертвоприношения нужны девственницы, сильно преувеличены.
Кристофер стащил с Леноры шорты и завозился со своими джинсами. Ленора лежала, отвернувшись и безучастно глядя на огоньки свечей, завивающиеся, как побеги папоротника. Сейчас ей стало очевидно, что необходимо было просто переждать. Да, это будет отвратительно, но потом у нее будет шанс. Ленора старалась не думать о нем, чтобы Кристофер не почувствовал этого. Он все еще полагал, что все будет так, как он запланировал — и вероятность этого была высока.
Огненные папоротники расцветали над свечами, становясь тоньше, выше, прозрачнее. Они танцевали по потолку, и Ленора могла увидеть в их свете картины прошлого, двух людей, которые когда-то жили здесь и любили друг друга. Теперь они были мертвы. Папоротники съежились, опадая тленом, а Кристофер навис над ней и снова поцеловал. Его пах прижимался к промежности Леноры, и, к ее собственному удивлению и слабой досаде, она почти не испытывала от этого дискомфорта. Наоборот, когда Кристофер терся об нее, покрывая ее шею поцелуями, она ощущала приятную тяжесть. Ее тело хотело большего: больше контакта, больше давления. Тонкая ткань дешевых хлопчатобумажных трусов была сомнительной преградой. Ленора с трудом сконцентрировалась на том, что чувствовала, прогоняя эти ощущения через свой опухший разум: Кристофер разделся? Или еще нет? Казалось, будто фрагмент выпал из ее памяти, потому что ее широкая футболка с «Children of Bodom» оказалась задранной, а одна нога — закинутой на спинку дивана. Лифчик был приспущен, а чашки вывернуты, чтобы обнажить грудь. Кристофер нависал над ней, опираясь на одну руку, а его вторая рука медленно путешествовала по ее животу, выписывая узоры и опускаясь все ниже. Когда он задел выступающую тазовую косточку, Ленора задрожала. Внутри нее, внизу живота, все сжалось от жажды прикосновения. Даже когда она втихую смотрела ролики на Редтьюбе, без звука, прислушиваясь, не идет ли кто к ее комнате, и мастурбируя, она редко испытывала что-то подобное.
Странная эссенция, выключавшая ее голову, включила что-то другое. Омерзительно. Это должно было быть омерзительно — оно и было.
— Милое дитя, — нежно сказал Кристофер, — сладкое дитя. Как я рад, что время можно растягивать и сжимать. Прямо как… — он убрал руку с ее живота и сжал ее грудь, и Ленора выгнулась, замычав. Она неловко взмахнула руками, как в замедленной съемке, пытаясь оттолкнуть Кристофера, но всего лишь заставила огоньки свечей задрожать.
Кристофер улыбнулся. Подцепив растянутую резинку ее трусов, он опустил пальцы ниже, поглаживая складки влагалища. Ленора вздрогнула и снова издала бессвязный стон, пытаясь протестовать. Один из длинных пальцев мягко проскользнул внутрь, и Ленора содрогнулась от отвращения и наслаждения одновременно. Она никак не могла перестать думать о пауке, бледном и противном, ползающим по ее промежности, но одновременно мысли об этом заводили ее. Чужой палец стимулировал ее, поглаживая, медленно протискиваясь вглубь нее, и Ленора подалась ему навстречу, зажмурившись и чувствуя себя ужасно, будто оплеванной. Ее мышцы сжались вокруг пальца Кристофера, и он, ухмыльнувшись, согнул его, вызвав одновременно садняще-болезненные и приятные ощущения внутри.
— Сердце ведьмы и тело девственницы, — пробормотал он. — Разве я не везунчик?
Он резко убрал руку, и Ленора захныкала от унижения и желания вновь почувствовать приятную дрожь от его прикосновений.
— Лежи смирно, Ленора. — Кристофер сдвинул ткань ее трусов в сторону, и Ленора, последним движением в ускользающей ясности ума попыталась отодвинуться, отвернуться, но Кристофер ухватил свободной рукой ее за лицо и прошептал:
— Смотри на меня.
И Ленора почувствовала как его член толкается в нее, как что-то инородное, что ее воображение наделило отдельным разумом и жизнью. Ей казалось, будто нечто держит ее за руки и не даёт сбежать, а саднящая боль внизу нарастала. Ленора чувствовала каждый сантиметр, на который Кристофер втискивался в нее, в глазах все расплылось от слез, и наконец он остановился, и она смогла вдохнуть с тихим всхлипом.
— Не плачь, — сказал Кристофер ободряюще. — Это только начало.
Так оно и было. И Кристофер вновь начал двигаться, наращивая темп, тяжело и горячо дыша. Сквозь боль, которую приносило Леноре его вторжение, проступало ещё что-то, как полустертые рисунки на бумаге. Будто Ленора раздвоилась, каждая из этих двух девушек воспринимала происходящее по-разному, будучи в ужасе или в упоении.
Кристофер закинул одну ее ногу себе на плечо и начал двигаться медленнее, наблюдая, как его член погружается внутрь Леноры. Он отпустил ее лицо, и Ленора отвернулась, глядя на дрожащие свечи. Медленные движения были не такими болезненными, и она почти смогла отстраниться от этих ощущений, если бы не Кристофер. Его пальцы вновь начали движение по ее телу. Казалось, что их не пять, а десять, двадцать, и когда Ленора зажмурилась, все стало только хуже. Ее воображение рисовало ей пауков, рисовало ей отвратительных змей, проникающих в ее тело, бесполезное и разбухшее, как набравшая воды губка, ей казалось, что она врастает в пыльное покрывало под ней, пускает корни и покрывается почками, сочащимися не смолой, а кровью и гноем.
— Открой рот, — прошептал Кристофер, и Ленора послушно разомкнула губы. Она почувствовала на языке чужой палец, шершавый и горько-соленый.