10 января 1837 года была свадьба Дантеса с Екатериной Гончаровой. Венчание совершалось дважды, поскольку жених и невеста были разного вероисповедания. В римско-католической церкви св. Екатерины и в православном Исаакиевском соборе.
День выдался по-петербургски мрачным. Падал снег вперемешку с дождем. Изредка появлялось солнце, непривычно слепило глаза и снова закрывалось темными тучами. Иногда с надрывным воем поднимался ветер, метался по улицам и затихал.
Через три дня в доме Григория Строганова состоялся обед в честь свадьбы Екатерины Гончаровой и Дантеса.
Петр обычно занимался письменными делами и разъездами. Но в этот день на него надели ливрею, и велено было ему прислуживать гостям. Петр, наверное, сказался бы больным или в самом деле совершил над телом своим какое-нибудь насилие, но его удерживало одно: он мечтал увидеть е е. Правда, в людской уверенно говорили о том, что Пушкины и родные Екатерины Николаевны на обеде не будут. Но Петр знал, что в Исаакиевском соборе на свадьбе присутствовали Наталья Николаевна, Александра Николаевна, Дмитрий Николаевич и Иван Николаевич. Матушка невесты, Наталья Ивановна, не приехала. Пушкина тоже не было. Была еще тетушка — Екатерина Ивановна Загряжская.
И Петр надел на себя ливрею с чувством, которое, верно, испытал тот, кому доводилось облачаться в арестантский халат.
Петр стоял у хрустальных канделябров роскошного строгановского вестибюля, когда с хоров грянула музыка и в широко открытых дверях появились молодые. С них торопливо сняли верхние одежды. Двери долго не закрывались, впуская прибывших гостей.
Петр жадно оглядывал каждого.
Ее не было. Не приехала мать невесты. Не было братьев. Из родственников невесты присутствовали только усталая и сосредоточенная не по-праздничному Александра Николаевна и пытавшаяся быть приветливой и веселой, с нервным ярким румянцем, разнаряженная тетушка Загряжская.
Петр понял, что все толки прислуги о неблагополучии в семье Пушкиных имели какое-то основание. Но где была правда, где вымысел, он не знал. Только чувствовал, что странная была свадьба.
Петр смотрел на невесту в белом богатом платье со шлейфом, похудевшую, с лихорадочно-взволнованными и счастливыми глазами на бледном лице. Она была очень хороша.
Я читаю записку Е. И. Загряжской к Жуковскому:
Слава богу, кажется, все кончено. Жених и почтенной его Батюшка были у меня с предложением. К большому щастию за четверть часа перед ними приехал из Москвы старшой Гончаров и он объявил им родительское согласие, и так все концы в воду.
Что означала эта фраза: «все концы в воду», — остается загадкою и по сей день.
Петр, конечно, ничего не знал о записке тетушки Загряжской. Он рассматривал жениха, которого видел впервые. Красив был и жених: утонченное лицо, изящно загнутые усы, густые волосы, разнятые на косой пробор. Как и невеста, он был бледный и взволнованный, только в отличие от нее счастье не оживляло его угасших глаз. Он, как и Екатерина Николаевна, нервно оглядывал гостей вокруг себя, словно оба кого-то искали, растерянными улыбками отвечая на поздравления и поцелуи.
Слава богу, Петру не поручили носить подносы с кушаньями и винами. Он не умел этого делать. Ему было велено находиться в вестибюле и коридорах. Но через открытые двери он видел часть зала, белую скатерть стола, слышал непонятные, на французском языке, речи барона Геккерена, Григория Строганова и еще чьи-то. И русское «горько».
Петру казалось, что смех, выкрики, звон бокалов, речи — псе было искусственно. Этот свадебный обед больше походил на поминки.
После свадьбы несколько дней слуги Григория Александровича Строганова рассуждали о происшедших событиях. Кое-кто намеренно находил заделье сбегать на Мойку, в дом Пушкиных, посудачить с охочим на пересуды, всезнающим слугой барышень Гончаровых. И каких только разноречивых версий не приносили оттуда!
Говорили, что замуж пошла Екатерина Николаевна, спасая семью Пушкиных, потому что Пушкин вызвал Дантеса на дуэль, и, конечно, не ему соревноваться в стрельбе с военным человеком.
Дуэль не состоялась в связи со свадьбой.
Говорили, что Дантес волочился за Екатериной Николаевной для отвода глаз, прикрывая этим ухаживанием свою любовь к младшей сестре, и предложение Екатерине Николаевне сделал, чтобы избежать дуэли, которая испортила бы его карьеру и карьеру приемного отца барона Геккерена.