— Я ничего не могу сказать, не видя его. Давать советы за глаза нам запрещено.
— А сколько будет стоить посмотреть его?
— Да на него не надо много смотреть, — поддержал Питер. — Он весь, как на ладошке.
Доктор улыбнулся и покачал головою:
— Ну, ладно, если вы будете все это держать в секрете и не скажете ни одной живой душе, что я доктор, я посмотрю его, так и быть, за шиллинг.
— Джинджер согласится, — сказал Питер.
— Ты думаешь? — усомнился Сэм. — По-моему, он не заплатит. Все равно, теперь твоя очередь, Питер, я заплатил за портвейн.
Буфетчик должен был трижды повторить цену, прежде чем Сэм понял, что портвейн стоит в шесть раз дороже пива. Сэм пробормотал что-то о Вест-Эндских кутилах и они вышли на улицу.
Дорогой Сэм и Питер гадали, что скажет Джинджер при виде доктора и что он скажет, узнав про плату. Они поднялись по лестнице как можно тише, — доктор не хотел, чтобы его видели, — и нашли Джинджера лежащим вниз лицом на постели, раскинувшим ноги и руки в стороны.
— Где вы шлялись? — был его первый вопрос. — Можно было бы найти полсотни докторов за это время.
— Зато, мы нашли хорошего, Дик, — торжественно произнес Сэм. — Самого лучшего…
— Который стоит двадцати обыкновенных, — поддержал Питер.
— Что-о? — повернулся Джинджер.
Доктор улыбнулся, придвинул стул к постели, сел, потом пересел на постель.
— Посмотрим язык, — сказал он.
Джинджер высунул было язык, но тотчас же спрятал, чтобы сказать Сэму, чтобы тот не делал глупых замечаний о его языке.
— Я видел языки и похуже, — сказал доктор. — Однажды…
— И он умер? — спросил Джинджер.
— Нет, — ответил доктор. — Меня позвали в последний момент, но я просидел с больным всю ночь и он поправился.
— Я же тебе говорил, Джинджер, что это не доктор, а чародей, — сказал Питер шепотом, который можно было слышать в первом этаже.
Доктор стал засучивать рукав Джинджеру, и Сэм поспешил заметить, что у него не всегда бывает такого грязного цвета кожа. Доктор вынул часы, и приятели не дышали, пока он считал пульс.
— Гм, — сказал доктор, пряча часы, — ваше счастье, что вы меня встретили. Давайте теперь посмотрим грудь.
Джинджер дрожащими руками расстегнул рубашку, и доктор, посмотрев на татуированный корабль, приложил ухо как-раз между гротом и кливером.
— Скажите: "девяносто девять" и повторяйте…
— Девяносто девять, девяносто девять, девяносто… не подсказывай, Сэм, я обойдусь без тебя… девять, девяносто девять… чертей в твою ухмыляющуюся харю, Питер, девяносто…
Доктор передвинул ухо на корму, послушал, застегнул рубашку и задумался.
— У него сердце сдвинулось на два дюйма, — изрек, наконец, доктор.
— Прощайте, ребята, — в ужасе прошептал Джинджер.
— Прощаться еще рано. Если вы будете лежать спокойно и исполнять мои предписания, то выздоровеете через некоторое время.
Доктор послал Сэма за горячей водой и сказал, что назначает его главной сиделкой при больном.
— Вы ведь не хотите платить два-три фунта в неделю сиделке? — ответил он на жалобы Сэма, что сон — величайшее блаженство.
— Я обойдусь и без него, — огрызнулся Джинджер.
— Вам нельзя двигаться. Лежите спокойно. Даже если муха залетит вам в ноздрю, вы не смеете ее согнать сами, иначе это принесет вам непоправимый вред.
Он налил горячей воды в стакан, приподнял Джинджера и вылил в него один за другим четыре стакана.
— Это ему поможет, — сказал он, взяв шиллинг, добытый Сэмом из кармана Джинджера. — Я приду завтра утром.
— А как насчет лекарства?
— Принесу. До свидания!
Сэм и Питер привыкли ложиться рано, но теперь, как только Сэм сделал движение к подушке, Джинджер принимался хныкать и называл его наемным убийцей.
В два часа ночи он оторвал Сэма от замечательного сна о девушке с голубыми глазами, называвшей Сэма по имени и улыбавшейся ему.
— Сэм! Сэм! Сэм! — кричал Джинджер.
— Алло? — и Сэм спустил ноги с постели.
— Я думал, что ты умер, — сказал Джинджер. — Я тебя зову минут десять. У меня даже сердце заболело.
— Чего тебе надо?
— У меня чешется спина.
Сэм вылез из теплой постели и принялся чесать Джинджера, а тот говорил ему, как надо это делать, и что кожа у него нежная, и что Сэм хочет его умертвить.
Ночью Джинджер еще три раза будил Сэма: два раза просил пить и один раз справился, сколько, по его мнению, лет доктору.
Сэм притворился спящим и ни на какие крики больного не отзывался.
Утром явился доктор. Выслушав Джинджера, он сказал, что сердце дальше не сдвинулось, и потребовал, чтобы тот оставался в постели еще день-два.
— Оно перестало двигаться вперед, — говорил доктор. — Надеюсь, завтра оно начнет двигаться обратно.
Он достал из кармана бутылку с лекарством, сказал, что оно будет стоить шиллинг и, потребовав кусок сахару, дал первую дозу, после чего Джинджеру свет показался в овчинку.
— Я приду опять вечером, — сказал доктор, пряча два шиллинга. — Не давайте ему двигаться… Позвольте, что это?
— Что случилось? — заволновался Сэм.
Доктор осмотрел глотку Джинджера и стал тискать шею Сэма.
Тот побледнел.
— Что?.. Что?
— Мне кажется… гм… заражение крови… Я еще не уверен в этом… Это можно сказать только лишь, когда человеку надо резать ногу или руку.
— А как… как это узнать?
— Это мы скоро узнаем… Я бы вам советовал все-таки разделить компанию с товарищем и лечь в постель. Принимайте эти лекарства, а я зайду вечером.
Он ушел, оставив их в полной растерянности. Потом Сэм стал раздеваться и говорить Питеру, что вся Европа погибнет в самом непродолжительном времени, если такие люди, как Джинджер, будут гулять на свободе, заражая честных моряков.
Весь день Сэм и Джинджер в отсутствие Питера отчаянно перебранивались, при чем Сэм одерживал верх, так как Джинджер боялся за свое сердце, но вечером окончательно успокоился, когда доктор объявил, что ему лучше. Зато Сэм забеспокоился пуще прежнего.
Доктор объявил ему, что зараза у него перешла в печенку и начала там ворочаться.
— Это не опасно, если вы будете меня слушаться. Лежите спокойно, пейте лекарство, и в неделю я вас поставлю на ноги. Но если вы двинетесь или разволнуетесь, я ни за что не ручаюсь.
Доктор еще немного потрепал языком, сказал, что сердце Джинджера возвращается на прежнее место, получил свои монеты и ушел. Питер помялся, помялся, потрогал Джинджера за нос, потыкал пальцем в Сэма и смущенно ушел.
Вернувшись немного навеселе, он начал болтать о том, какое вкусное пиво в новом баре — "докторском", о том, как он рад, что у него печенка в порядке и сердце на месте. И так продолжалось четыре дня.
— Я удивляюсь, как ты тоже не свалился, — говорил Джинджер.
— Свалиться? От пива? Как бы не так!
— Помни о своем сердце, Дик! — предупредил Сэм.
— Ни черта я не верю ни в докторов, ни в лежание в постели, — заявил Питер, ковыряя в зубах. — Думаю, что лучше бы вам обоим вылезти из постелей и проплясать джигу в одних рубашках…
— Помни о своем сердце, Дик, и воздержись…
Джинджер воздержался. Питер ушел и не возвращался до закрытия кабаков. Правда, он разбудил их дьявольским грохотом сапог, но ничего связного сказать не мог и тут же захрапел.
Утром они решили с ним не разговаривать. Питер запустил в Сэма штанами Джинджера и ушел на весь день.
Он вернулся лишь в шесть часов, посмотрел на Сэма и растянул рот до ушей, посмотрел на Джинджера и зажал рот рукой.
— Он пьян! — ядовито сказал Сэм.
— Рехнулся и пьян, — повторил Джинджер.
Питер ничего не ответил, но со стоном повалился на постель и затрясся от хохота.