— Отпусти его сейчас же! — топнул ногой Сэм. — Ты хочешь, чтобы тебя оштрафовали за драку? Ты хочешь оторвать беднягу от жены и детей, которые, может быть, голодны…
— Зови полисмена, Питер!
— Не делайте этого, — завопил вор, — вы же получили обратно свои деньги. Какой же вам толк губить меня?
— Получили обратно? — крикнул яростно Джинджер, встряхивая вора. — Не шути с матросом, негодяй, а не то от тебя останется одно мокрое место,
— Но он же отобрал их от меня, — хрипел вор, указывая на Сэма. — Он поймал меня и взял деньги обратно и ваши часы тоже.
— Что-о?
Питер и Джинджер переглянулись.
— Вот провалиться мне на этом месте! — клялся вор. — Выверните его карманы и увидите. Эй, ты куда, дядя?
Джинджер повернулся в тот момент, когда Сэм исчезал за углом. Он ударил на прощанье вора и вместе с Питером бросился за Сэмом.
— Маленькая шутка… товарищи… — бормотал схваченный Сэм. — Я… это… только-что хотел вам все рассказать… Не так крепко, Джинджер… я уже не молод, у меня хрупкие кости…
Джинджер молча схватил Сэма за шиворот. Питер схватил за шиворот жильца и они торжественно направились домой. Войдя в комнату, они обыскали Сэма и нашли в его поясе часы, 17 фунтов, пять шиллингов и немного меди.
— У каждого из нас было больше девяти фунтов, Сэм! Где остальные?
— Это все, — простонал Сэм, — больше ни гроша.
Он должен был раздеться до гола и вытрясти сапоги, прежде чем ему поверили. Джинджер взял часы и сказал Питеру:
— Семнадцать фунтов пополам будет восемь с половиной, пять шиллингов пополам — полкроны, половина четырех пенсов — два пенса. Получай свою долю.
— А я… как же я, дружище Дик? — ласково сказал Сэм. — Надо делить на три части.
— Три? Почему?
— Тут есть часть моих денег. Я же платил за вас десять дней подряд и…
— И мы тебе очень благодарны.
— Правильно, — поддержал Питер. — Очень благодарны. От всего сердца.
— Это была твоя добрая воля, — продолжал Джинджер. — Ты ведь добрый человек. Ты давал нам деньги? Нет? Чего ж тебе еще нужно? Ты получил свою порцию удовольствия. Теперь наш черед.
Джинджер открыл дверь и вышвырнул жильца. Потом обнял Питера и стал танцевать с ним вальс, а бедняга Сэм поспешил лечь в постель, чтобы не мешать веселиться богатым людям. Они танцевали с полчаса, потом сели на Питерову постель и стали говорить шепотом.
Сэм слышал, как Питер говорил:
— Три пенса на завтрак, семь на обед, три — на чай, пенс на пиво и пенс на курево. Сколько всего Джинджер?
— Ровно один шиллинг.
— Я думаю, что он не помрет с голода, Джинджер?
— Не помрет. Спокойной ночи, Питер!
— Приятных снов, Джинджер!
Усыновление
— Татуироваться надо с умом, — сказал ночной сторож. — Это ведь искусство, а не что-нибудь. Тут нельзя ошибаться: потом не поправишь. Я знал человека бездарного, который обязательно хотел научиться татуировке. Он разукрасил своими пробами всех юнг, но под старость мирно занялся вязанием чулков.
Джинджер Дик ни за что не желал татуироваться. Как у всех рыжих, у него была хорошая кожа, и он рискнул ею только ради возможности разбогатеть сразу.
Дело было так. Пришли они из плавания. Сняли, по обыкновению, комнатку втроем и заплатили вперед за месяц и закутили во всю.
Так прошло три недели. Однажды Джинджер раскапризничался и заявил, что будет весь день валяться в постели и отдыхать. Хоть раз в жизни он выспится, не слыша храпа старого Сэма и ругательств Питера.
Питер и Сэм ушли, а Джинджер заснул. Через час проснулся и отхлебнул из кружки глотка два воды (он выпил бы и больше, но вода оказалась мыльная — после бритья), выругался и заснул снова. Проснулся он только после полудня, разбуженный вернувшимися товарищами.
— Где вас черти носили? — справился Джинджер.
— У нас дела, — важно ответил Сэм. — Пока ты валялся, мы с Питером обмозговали недурное дельце…
— Да ну! Какое?
Сэм закряхтел и отвернулся, а Питер стал насвистывать что-то неопределенное.
— В чем же дело?
— Нам повезло, и дело само идет в руки, — начал Сэм. — При некоторой доле удачи и осмотрительности можно хорошо подработать. Даже Питер, наш Фома неверующий, и тот согласен со мной.
— Правда, — ответил Питер, — но если болтать встречному и поперечному, то…
— Но ведь нам нужен еще компаньон, Питер, и притом рыжий. В таком случае мы должны предложить Джинджеру это дело раньше, чем другому рыжему матросу.
Джинджер, не привыкший к такой сентиментальности, заподозрил недоброе. Он знал Сэма давно: тот вечно носился с самыми нелепыми проектами, и чем нелепее был проект, тем больше он был уверен в его осуществимости.
— Да говорите же! — Джинджер стал терять терпение.
Сэм сел к нему на кровать и заговорил шепотом:
— Дело в харчевне. То-есть, оно не лежит там, а сама харчевня и есть дело. В харчевне хозяйка, старуха, вдова, очень рыжая и очень приятная. Такую старуху каждый из нас не отказался бы… как это сказать… у-ма-те-рить.
— Ума… ума… как ты говоришь?
— Ну, уматерить. Ясно: мальчика можно усыновить, девчонку — удочерить, а старуху — уматерить. Кроме того, в харчевне есть хорошенькая голубоглазая девица, которую рыжий парень может укузинить.
— Стой! — заорал Джинджер. — Будешь ты говорить на языке порядочных людей или нет? Мне некогда выслушивать твои поэтические потуги.
— Хорошо. Мы с Питером были в одной харчевне. У хозяйки харчевни, рыжей старухи, был сын, — заметь, рыжий насквозь, — который четырнадцати лет от роду, стало быть, двадцать три года назад, ушел в море и пропал без вести. Старуха говорила нам, что она надеется, что он еще вернется, и она успеет его поцеловать перед смертью.
— Две недели назад ей снилось, что он вернулся с рыжей бородой, — дополнил Питер.
Джинджер молча стал одеваться.
— Что же, — сказал Сэм, — есть и другие рыжие матросы на свете. Не хочешь, мы найдем другого.
Джинджер не отвечал, но усмехался так ядовито, что Сэм вскипел:
— Нечего драть глотку! Ты прямо-таки копия этого рыжего сына: у него тоже голубые глаза, нос, как у всех людей, и рот тоже. Больше того, у него такой же шрам над левой бровью, как у тебя, только едва ли полученный в пьяной драке.
— Точь-в-точь, — подтвердил Питер.
Джинджер продолжал одеваться.
— Ладно. Но это, ребята, смахивает на мошенничество…
— Какое тут мошенничество? — завопил Сэм. — Это сущее благодеяние: мы возвращаем старухе нежно любимого сына. Это чистейшая филан… как ее… тропия, что ли? Мы сходим еще раз, узнаем все подробности татуировки рыжего сына и…
— Татуировки?
— Ну да, это же главный козырь всей игры. На левой руке у него был изображен матрос, танцующий джигу, на правой — пара дельфинов с фонтанами, честь-честью. На груди судно со всеми парусами, а на спине буквы Ч.Р.С., стало-быть, Чарльз Роберт Смит, его имя.
— Осел! Да ведь на мне нет не только корабля с дельфинами, но даже простой родинки.
— Нет, так будет, — возразил Сэм.
— Будет? Дудки с! Портить кожу синими болячками! Хотел бы я посмотреть на того, кто мне это предложит!
Приятели принялись доказывать Джинджеру, что кожа создана для татуировки, как ноги для штанов, что радость бедной вдовы будет неописуема, что Джинджер станет богачом и владельцем трактира и его старые друзья будут с уважением пожимать его руку и платить звонкой монетой, но ничто не могло пронять Джинджера. Он уперся, как бык, и ничего и слышать не хотел.
Но вечером, когда Сэм с Питером собрались навестить печальную рыжую вдову, Джинджер увязался за ними. По дороге он стал терять хорошее настроение, заметив, что его друзья при виде каждого встречного рыжего матроса начинали разбирать его по статьям.