- Рядовой Косаренко, товарищ капитан!
- Подойди-ка сюда, Косаренко.
Командир роты почему-то долго всматривался в лицо Николая, словно бы что-то вспоминая.
- Мы с тобой нигде не встречались?
- Нет, товарищ капитан...
- Странно. А лицо твое мне кажется хорошо знакомым... В топографии смекаешь?
- Немножко.
Развернув карту, командир роты ткнул в нее пальцем:
- Что изображено?
- Кустарники.
- Правильно. А это?
- Непроходимые болота.
- Тоже верно.
Капитан задал еще несколько вопросов и не без удивления заметил:
- Ды ты, тово, не разжалованный ли офицер?
- Что вы, товарищ капитан, - поспешил разуверить Николай. - Я вообще не шибко грамотный.
- Но где же ты научился топографической премудрости?
- На действительной, товарищ капитан. Служил при штабе полка, там и поднаторел.
Это, видно, не очень убедило капитана.
- Ну, тебе лучше знать, где и как приобрел командирские знания, - сухо заметил он. - А сейчас перед тобой задача такая... Поведешь людей вдоль этого кривого озера до охотничьей избушки. Возле нее свернешь влево и по настилу через болото выйдешь на позиции дивизионных артиллеристов. Ну а от них до продсклада рукой подать. Он расположен вот здесь, на опушке. Вопросы есть? Тогда действуй!
13
Вытянувшись цепочкой, восемнадцать штрафников шагали вразнобой. Под ногами - мягкий настил мха, скрадывающий звуки шагов, над головой - небо с кучевыми облаками, а вокруг - лесистые сопки и распадки, озера и болота, соединенные между собой протоками. В укромных, мало доступных для солнца местах еще серел снег. Глядя на него, Николай с тоской подумал: "А у нас в Репьевке теперь уже вишни и яблони в цвету...".
Подошли к болоту. По его зыбкой, мшистой и кочковатой поверхности был проложен пешеходный настил в три бревна. Под ногами бойцов он оживал, вдавливаясь в чавкающую жижу. Противник, наверное, знал про эту деревянную тропку и держал ее под обстрелом: по обочинам - бесчисленные оспины разрывов, заполненные ржавой водой. В нескольких метрах прямым попаданием повреждены бревна настила.
Разглядывая следы обстрелов, Николай невольно и не без опаски оглянулся - не просматривается ль болото наблюдателями противника?
Солнце уже давно скрылось, а привычной темноты не было.
- Чудно, ей пра, чудно! - удивлялся конопатый Коровин, шагавший позади Николая. - Ночь, а вон как хорошо видно. Даже читать можно. Ясно-понятно сказка, да и только. Не воевать - пожить бы в этих райских местах. Поохотиться, рыбу половить... Тут ведь и зверь непуганый, и птица...
- Куда там - непуганый, - насмешливо возразил боец со шрамом на подбородке. - Да он теперь, зверь-то этот самый, за сотни верст скаканул отсюда... Я воевал под Харьковом и знаю... Не то что звери - собаки, и те такого дали стрекача - не скоро их теперь заманишь в родную сторонушку...
"Как и меня", - с горькой усмешкой подумал Николай, ни на минуту не забывавший о своем новом положении.
А Коровин начал оправдываться:
- Так вить я что, ясно-понятное дело, я про мирное время калякаю. Теперь же тут, конешно, никому житья нет - ни зверю, ни человеку... А кончится война да жив останусь - уж непременно прилечу сюда!.. А ты как, Косаренко?
- А никак, - неопределенно ответил Николай.
Конечно, если говорить начистоту, он тоже не прочь пожить в этом глухом, но благодатном краю, тем более что в родном ему вовсе нельзя появляться, но стоит ли сейчас мечтать о времени, отдаленном непроницаемой завесой войны? Имеет ли смысл строить какие бы то ни было планы, если тебя ждут роковые события?
- Что - не по душе здешняя природа?
- Почему же? Я думаю о другом - воевать тут трудновато...
- Воевать везде нелегко и несладко, - вздохнул боец. - Скажешь, не так?
Николай промолчал, занятый своими думами.
Он добился того, чего так страстно хотел, - попал на фронт, но удовлетворения пока не испытывал. Мешало чувство душевной раздвоенности, как у малоопытного актера на сцене. Перевоплотившись в другого человека, Николай должен был начисто забыть самого себя, а это, оказывается, невозможно. Потому-то в нем жили теперь двое: сам он, Николай Кравцов, и его односельчанин и товарищ Иван Косаренко. Оба враждовали между собой, ни в малом ни в большом не уступая друг другу. Особенно непримиримым был Кравцов. Именно он, Кравцов, дал повод капитану думать, что перед ним не рядовой боец, а офицер...
Размышления Николая прервал стремительно нарастающий вой тяжелого снаряда.
- Ложись! - крикнул он, падая на бревна настила. Ошметки торфянистой земли, поднятой взрывом, еще шлепались по болоту, а далеко позади, где-то за нашей передовой, уже снова бухнула пушка, и через несколько секунд новый снаряд с небольшим перелетом упал почти рядом с настилом. Потом еще и еще...
Николаю, распластавшемуся на бревнах, вдруг стало знобко. Новизна ощущений удивила его и насторожила: "Что это со мной? Неужели я трус, неспособный владеть собой?.." И, как бы разуверяя в этом самого себя, вскочил первым, когда кончился огневой налет. Вскочил и оглядел товарищей, прижавшихся к настилу. Все были бледны, взволнованы...
- Никого не задело? - спросил он. - Тогда пошли!
14
Поход за продуктами занял почти всю ночь - в расположение роты возвратились с восходом солнца. До кухни, размещенной в искалеченном снарядами сосняке, оставалось пройти каких-нибудь полкилометра, когда на передовой разорвалась мина. Вслед за нею - вторая, третья...
Все остановились, с тревогой прислушиваясь. Разрывы учащались, расширялась и площадь обстрела. Несколько мин и снарядов пролетели над головами солдат и разорвались где-то на болоте, по которому они только что прошли