— Тихо, — прошептала она. — Внизу услышат скрип кровати.
О'Брайен скинул куртку, а за ней и рубашку.
— Снимите ботинки, — сказала Элизабет, проведя рукой по его груди. — Разве вас не учили, что нельзя лезть в кровать леди в ботинках?
— Так делают, если хотят быть готовым в любую минуту дать деру.
О'Брайен легонько укусил мочку ее уха. Элизабет рассмеялась и поцеловала его, на этот раз значительно нежнее.
— Снимите ботинки и заприте дверь. — Когда он встал, она собрала разбросанные бумаги. — Панталоны тоже снимите. Они вам не понадобятся. — К тому времени, как О'Брайен закрыл дверь на замок и окончательно разделся, Элизабет уже сняла пеньюар и забралась под одеяло. Ей было холодно, осень уже пришла на берега реки Брэндивайн.
— Да вы замерзли, — пробурчал О'Брайен, устраиваясь под одеялом рядом с ней.
— Так согрейте меня, — попросила Элизабет, прижимаясь к нему всем телом. О'Брайен вытянулся на боку и стал рисовать причудливые узоры у нее на коже кончиком пальца. Элизабет закрыла глаза. Сегодня они будут любить друг друга медленно и размеренно, смакуя каждое прикосновение, каждый поцелуй, как последний. Ей нравилась бесконечная изобретательность О'Брайена. Порой он, сгорая от страсти, набрасывался на нее на первом этаже коттеджа, даже не сняв одежды. В другие дни они подолгу играли в салочки, со смехом бегая по комнатам, пока не падали наконец на постель. А бывали особые ночи, такие, как сейчас, когда он нежной лаской доводил Элизабет до крайней степени желания, прежде чем позволял ей испытать наслаждение.
О'Брайен целовал Элизабет в шею, а она гладила его влажные светлые волосы. Каждый сантиметр ее кожи оживал под его пальцами. Лежа с закрытыми глазами, она догадалась, что О'Брайен потянулся за бокалом, взял его и долил вином. Первое прикосновение его пальца, смоченного в холодной жидкости, заставило Элизабет вздрогнуть.
— Холодно, — прошептала она.
О'Брайен провел винную полоску вдоль ее живота.
— Я всегда мечтал стать художником, — прошептал он в ответ.
— Странная живопись, — заметила Элизабет, с трудом переводя дыхание.
О'Брайен вновь окунул палец в вино и принялся выписывать круги у нее на груди. Холодная жидкость коснулась и сосков Элизабет, и они немедленно затвердели.
— Какое прекрасное тело! — приговаривал О'Брайен. — Какая восхитительная грудь!
Элизабет лежала неподвижно, наслаждаясь ласковыми прикосновениями О'Брайена. Она открыла глаза, почувствовав, что он наклонился и стал слизывать вино с ее кожи. Элизабет откинулась на подушку, поглаживая руками его спину. Ее невероятно возбуждал его горячий язык. Голова Элизабет кружилась, жар разливался по всем ее жилам, и она застонала. Элизабет пыталась подавить свои стоны, но по мере того, как О'Брайен продвигался от ее живота к груди, сдерживать их становилось все труднее. Она впивалась ногтями в его плечи, выгибая спину и стараясь прижаться к нему бедрами.
— Лиззи, Лиззи, — шептал О'Брайен.
Их губы встретились. Он гладил шелковистые волосы Элизабет, ее плечи и руки. Нет, это не только плотская страсть, говорила себе Элизабет, это нечто большее. Слезы туманили ее глаза.
— Что случилось, Лиззи? Скажи мне, — попросил О'Брайен.
Элизабет чуть было не произнесла эти слова. Она чуть не закричала вслух: «Я люблю тебя!» Но ее практичность взяла верх, и она ответила:
— Просто я счастлива.
Конечно, она не любит его. Это глупость. Она бы пожалела потом об этом поспешном признании. Женщина не может любить мужчину лишь из-за того, что он очень хорош в постели. Женщина ее круга вообще не может любить такого человека, как О'Брайен.
О'Брайен ласкал ноги Элизабет, а она тянулась к нему всем телом, как бы предлагая ему прикоснуться к тому, что она дарила только ему одному. Слезы на ее глазах высохли, и волны тепла начали разливаться по всему телу. О'Брайен снова и снова целовал ее в губы, его дыхание пахло вином.
— Люби меня, люби меня, О'Брайен, — отчаянно прошептала Элизабет, глядя в его зеленые глаза, изнывая от желания.
Она все-таки произнесла эти слова.
О'Брайен улыбнулся и что-то тихо сказал, но она уже не слышала его. Наконец он вошел в нее. Элизабет застонала, отгоняя прочь все посторонние мысли, ритмично двигаясь в унисон с О'Брайеном, пока волны наслаждения не подхватили ее…
Элизабет не знала, сколько прошло времени. Несколько часов или всего несколько минут? Она свернулась калачиком рядом с О'Брайеном. Тот лежал на спине, тяжело дыша.
— Только я успею подумать, что в постели меня ничем не удивишь, как вы доказываете обратное, — сказал он шутя и поцеловал ее в висок.
Элизабет прижалась к нему еще теснее и натянула одеяло на них обоих. Уже в полусне она представила, как было бы хорошо проспать рядом с ним целую ночь. Необходимость вставать, одеваться и возвращаться среди ночи домой всегда угнетала ее. «По крайней мере сегодня не мне придется возвращаться домой в холоде и темноте». Пальцы О'Брайена ласкали ее руки, плечи, шею — нежный эпилог после акта любви. Они нащупали золотой медальон на цепочке у нее на шее.
— Что это, подарок? — спросил О'Брайен.
— Угу, — пробормотала Элизабет в полусне, даже не открывая глаз. — Подарок от Пола. Вам не нравится, что я ношу его?
О'Брайен повертел медальон в руках.