— Только прикоснись к ней еще раз, и я отхвачу все твое богатство этим самым кнутом!
То ли погонщик не слишком заинтересовался Клер, то ли он был наслышан об О'Брайене, но он, сжимая кнут, поспешил к выходу.
— Что вы здесь делаете, милая? — повернулся О'Брайен к Клер. — Как вам удается удирать из дома в такое позднее время?
— Добрый вечер, сэр, ищете спутницу? — соблазнительно улыбнулась Клер и потрепала его по щеке. О'Брайен поймал ее руку, при этом полы плаща разошлись, и он увидел, что на Клер нет ничего, кроме ночной сорочки и домашних туфель. Он поспешно запахнул на ней плащ.
— Клер, милая, это я, О'Брайен. — Некоторое время Клер смотрела невидящими глазами сквозь завесу своих волос, пытаясь осознать его слова.
— О'Брайен? — прошептала она. О'Брайен отвел волосы с лица Клер.
— Давайте-ка я провожу вас домой и…
Что за черт! Неужто это синяк у нее под глазом? О'Брайен подвел Клер к свету. Действительно, под глазом у нее расплылся радужный кровоподтек. О'Брайен схватил ее за плечи, мгновенно протрезвев.
— Кто вас ударил, Клер? Этот погонщик? — Клер, не глядя О'Брайену в глаза, отрицательно покачала головой.
— Нет, глаз я поранила вчера. Я упала. Братец говорит, я очень неуклюжая.
— Клер, это совсем не похоже на ушиб от падения. Выглядит так, будто вас кто-то ударил.
— У меня есть мышонок. — Клер подняла на О'Брайена невинный взгляд. — Хотите посмотреть на моего мышонка?
О'Брайен вздохнул. Раз она заговорила о мышонке, значит, больше ничего узнать у нее сегодня не удастся.
— Я уже видел вашего мышонка, дорогая. Возьму куртку, и мы пойдем домой. Мне здесь больше делать нечего. — О'Брайен крепко взял Клер за руку и повел через зал.
20
«Я беременна».
Элизабет в шоке смотрела на свое отражение в зеркале. Эта мысль пришла как озарение: беременна. Элизабет так испугалась, что во рту у нее мгновенно пересохло, дыхание перехватило, живот подвело.
Элизабет поспешно скользнула в тонкую сорочку, прикрыв припухшие груди и живот, который уже начал слегка округляться.
«Господи, как же это могло произойти?» Элизабет рассмеялась. Она прекрасно знала, как это произошло: она спала со своим управляющим, и вот результат. Медленно, все еще потрясенная, Элизабет стала надевать нижние юбки. У нее не было месячных с того первого раза, когда она пришла ночью в домишко О'Брайена, но Элизабет не придала этому значения, решив, что виной всему — волнения последних недель. Ни одна женщина в их семье не беременела так легко… Элизабет вновь взглянула на себя в зеркало: не было никаких сомнений — она беременна. Как только она не поняла этого раньше? Вот уже месяц все признаки налицо, а она, наивная, их не распознала. В животе постоянно ныло, приступы тошноты сменялись периодами сильного голода. Несколько недель назад ее грудь набухла и разболелась, как будто в нее впивались сотни маленьких игл. Теперь она начала полнеть прямо на глазах. Итак, она будет матерью. Но Элизабет не хотела иметь ребенка!
Несмотря на свое потрясение, Элизабет прекрасно понимала, что в ближайшее время ей придется позаботиться о судьбе будущего младенца: он не должен родиться вне брака. Элизабет знала, каково приходится незаконнорожденным. Она росла вместе со своей кузиной Миллисент, имевшей несчастье родиться прежде, чем ее мать вышла замуж за дядю Элизабет. Бедная девочка жила с сознанием того, что она — нежеланный ребенок, к ней относились как к низшему существу. Она носила обноски и ела на кухне вместе со слугами. На Рождество незаконнорожденной не полагалось подарков. Миллисент покончила с собой, когда ей было шестнадцать лет.
Элизабет вновь посмотрела на себя в зеркало. Сейчас не время для переживаний: беззащитное существо полностью зависимо от нее. Она страшно боится быть матерью, повторить те же ошибки, которые совершали ее родители, но у нее будет ребенок, и она сделает все, от нее зависящее, для блага этой крошки. Элизабет дала себе два дня на размышление. После этого придется решать, как поступить в сложившейся ситуации. Она расправила платье и взглянула на часы.
— Проклятье, — пробормотала она. — О'Брайен ждет меня в лаборатории.
Сначала нужно разобраться с новым составом пороха, с которым они экспериментируют, рассуждала Элизабет, натягивая чулки и ботинки, а уж потом подумать о ребенке. Она вскочила и бросилась из комнаты, на ходу застегивая платье.
— Кэти, где мой плащ? — крикнула она. — Чай с печеньем подайте мне в кабинет! Кэти!
— Иду, хозяйка! — ответила служанка снизу.
Спускаясь по лестнице, Элизабет слушала привычные звуки дома. Собаки лаяли на кухне в ожидании завтрака, в прихожей ругались две служанки, кухарка где-то отдавала отрывистые приказания.
«Черт побери! — подумала Элизабет. — Если я справляюсь с целым заводом и веду все это хозяйство, то чего же мне бояться маленького ребенка?»
Несколько часов спустя Элизабет сидела в тесном закутке на втором этаже конторы, где устроила себе небольшую лабораторию. О'Брайен неторопливо ходил по комнате у нее за спиной. Звук его шагов действовал Элизабет на нервы, она пыталась сосредоточиться, глядя на сосуды с молотым углем, серой, нитратом натрия и нитратом калия. Наконец она не выдержала и бросила перо на стол.