— Господи, дорогая, ты выглядишь так, будто только что увидела виселицу, — улыбнулся О'Брайен.
Элизабет опустила глаза. На ее руке не было кольца, но она словно ощущала его тяжесть.
— Не думала, что снова выйду замуж.
— Я тоже не думал.
Она посмотрела на него, впервые осознав, как мало знает об этом человеке. А ведь отныне они будут мужем и женой, пока один из них не умрет.
— Ты был женат раньше?
— Нет. Вот разве что был воображаемым мужем вдовы Майкла. — Элизабет рассмеялась, а он продолжил: — А я видел.
— Что видел?
— Видел виселицу.
Элизабет снова посмотрела на О'Брайена. До чего он все же красив!
— О чем ты? Ты видел, как вешали человека?
— Нет. Мне довелось увидеть перекладину почти вблизи.
— Тебя хотели повесить? — Элизабет пристально наблюдала за ним. Он снова отпил из своей кружки. О'Брайен явно говорил серьезно.
— Да, я пытался взорвать небольшой мост. Англичане, знаешь ли, не любят, когда ирландские католики взрывают их сограждан.
— И что же?
— Я подкупил дочь тюремщика. — О'Брайен одарил ее чарующей улыбкой, которой он, видимо, обворожил и дочь тюремщика. — Я сбежал из тюрьмы, раздобыл денег и сел на корабль, плывший в американские колонии.
— Как это раздобыл? — Элизабет удивленно подняла брови. — Как тебе удается добывать деньги, если всем остальным смертным приходится их зарабатывать?
О'Брайен оставил этот вопрос без внимания.
— На борту этого судна я и повстречался с беднягой Майклом, упокой Господь его душу. — Он перекрестился. — Остальное, хозяйка, вы знаете.
— Мне кажется, я очень многого не знаю, но, может быть, мне и не стоит знать.
Элизабет попыталась заглянуть ему в глаза. Он взял ее руку в свою.
— Вот увидишь, я не так плох, как ты предполагаешь. Быть моей женой не столь уж трудно. Я буду вытирать ботинки, прежде чем войти в дом, и обещаю не рыгать слишком громко в присутствии твоей камеристки.
Она, смеясь, взяла со стола кусок хлеба и бросила в него, попав ему по носу
— У меня нет камеристки.
— Кто же распускает шнуровку твоего корсета?
— Не знаю, может, ты знаешь? — О'Брайен погладил ее по руке.
— Я как раз думал, как заговорить об этом.
— О чем?
— О супружеских правах. Или обязанностях, если тебе угодно.
Звук его голоса возбуждал ее; он желал ее, Элизабет чувствовала это по тону его голоса, по его прикосновениям.
— Да неужто ты собираешься спать со мной несмотря на то, что я одна из Таррингтонов?
— Возможно, я несколько погорячился при этом известии. — О'Брайен опустил глаза.
— Я по-прежнему остаюсь Элизабет Таррингтон, это нельзя изменить. Того, что сделал мой отец, я не могу исправить.
— Я знаю. Я тоже обманул тебя, и тут ничего не поделаешь. — Он поднес руку Элизабет к губам и стал целовать ее пальцы один за другим. — Давай просто забудем об этом, будто ничего не произошло. Будто я ничего подобного не говорил.
— Ради нашего ребенка? — Элизабет важно было знать: он женился на ней лишь из-за ее беременности?
— Да. — Он посмотрел ей в глаза. — Нет. Ради нас с тобой, Лиззи.
От душного воздуха комнаты и выпитого эля, от поцелуев, которыми О'Брайен осыпал ее руку, у Элизабет начала кружиться голова. Ей хотелось прикоснуться к нему. Ей хотелось гулять с ним при луне, подарить ему в лунном свете все, что он хотел получить.
— Давай поднимемся в комнату.
— Устала? — спросил он хрипло, но она отрицательно покачала головой. — Хорошо, — улыбнулся О'Брайен.
Они поднялись из-за стола и направились к узкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, где им отвели комнату. В этот момент хозяйка таверны появилась из кухни с подносом, на котором дымилась в тарелках жареная свинина, стояли пироги с луком и шпинатом. Это была высокая плотная женщина с копной огненно-рыжих волос.
— Ваш ужин, сэр, мадам, — объявила она. — Все готово, с пылу с жару. Простите, что так долго, но бестолковый Джеки не может даже как следует испечь пирог.
О'Брайен остановился на первой ступеньке лестницы и обернулся.
— Мы решили, что сыты и не будем сегодня ужинать, но возьмите все же плату за ваши хлопоты. — Он вытащил из кошелька на поясе несколько монет и бросил ей на поднос.
— Если вам что-то понадобится, сэр, только крикните. — Хозяйка была явно очарована щедростью и обаянием О'Брайена и бесстыдно состроила ему глазки. Он помахал рукой в ответ и взял Элизабет под руку. Когда они поднялись по ступеням, она спросила О'Брайена:
— Что происходит между тобой и рыжими особами женского пола? Все они от малышек до старух без ума от тебя, а ты от них.
— Не понимаю, о чем ты, — ухмыльнулся О'Брайен. — Моя мать была рыжая. В семье у меня одного волосы как пакля. В нашей деревне было полно рыжих. Мне нравится их огненный характер.
Они вошли в комнату, где им предстояло провести ночь. На столе горели две свечи, и кровать была разобрана.
— Только не слишком увлекайся их характерами, потому что я не потерплю измен, О'Брайен.
Он захлопнул за собой дверь и повесил плащ на крючок.
— Не волнуйся, Лиз, я слишком дорожу своими причиндалами. Я же знаю, что в случае чего не успею я и глазом моргнуть, как они окажутся в пробирке на твоем лабораторном столе.