Выбрать главу

«Чертова Инез», – думаю я. Похоже, она целыми днями просиживает возле окна. Не упустит ничего, что происходит в нашем квартале.

– Ничего особенного. Очередные рекламщики.

– Ага, – говорит она, выбрасывает окурок и закрывает окно. – Береги себя.

– И ты.

Утреннее солнце отражается в окне Инез, из-за этого внутрь заглянуть невозможно, но я знаю, она там, и едва сдерживаюсь, чтобы не показать ей средний палец. По дороге к автобусу я звоню Дани, но мне отвечает все тот же монотонный голос. Чем он вообще занят? Почему не отвечает?

Эмоции кипят, я придумываю, что именно скажу ему, когда он появится. Абсолютно безответственно вот так исчезать. Потом я вспоминаю о том случае, когда Дани разнял двух драчунов возле Стуртинга и его пырнули осколком бутылки. Тревога вспыхивает с новой силой, мне становится стыдно за свои мысли. Может быть, на моего брата напали! Может, он истекает кровью где-нибудь в подворотне!

Я захожу на самый большой сайт новостей, прочитываю основные заголовки и немного успокаиваюсь. Никаких сведений о нападении на человека или поножовщине. Вместо этого в новостях рассказывают о железнодорожной катастрофе на севере страны, о политическом соглашении и о пропавшей женщине. Мой взгляд останавливается на ее фотографии. Блондинка в белой блузке, большие глаза, как у олененка. Написано, что уже несколько дней ее не могут найти. Завтра ее фотография появится на передовицах всех газет, готова ставку в тотализаторе сделать.

Я думаю о Фатиме, семнадцатилетней девушке, которая пропала в прошлом году всего в нескольких кварталах отсюда. Она шла в прачечную, чтобы забрать свою куртку, и так и не вернулась домой. Через некоторое время ее мама начала беспокоиться и пошла ее искать, но нашла только мокрую куртку в стиральной машине. На протяжении нескольких недель ее родители расклеивали объявления с ее фотографиями на столбах, я их несколько раз видела. Несмотря на то что опросили почти весь квартал, средства массовой информации не написали об этом ни строчки. Конечно, ведь у Фатимы не было светлых волос и глаз олененка.

От этих воспоминаний мне становится нехорошо, и я думаю, не стоит ли отправиться на поиски Дани, пройти мимо его дома, зайти в магазинчик на углу, куда он обычно заходит, но тут приходит автобус, и я уезжаю. Смена начинается через двадцать минут, и как бы я ни волновалась, за такое короткое время замену мне не найти.

Через восемь часов я ухожу из дома престарелых. От Дани так ничего и не слышно, немного поколебавшись, я звоню его начальнику Самиру, тот говорит, что не разговаривал с моим братом с прошлой пятницы, когда тот сказался больным.

– Он потерял мобильный, – выдавливаю я. – Но он по-прежнему плохо себя чувствует. Думаю, грипп подцепил.

– Здесь была полиция, расспрашивали о нем, – говорит Самир. – Ты что-нибудь знаешь об этом?

Какое-то время мы оба молчим, пока я подыскиваю, что бы такое сказать.

– Он был свидетелем нападения, – вру я наконец. – Полиция, видимо, пыталась с ним связаться по потерянному мобильнику.

– О черт! – говорит Самир, но я слышу нотки скепсиса в его голосе.

– Он кашляет, и температура все время повышается, – продолжаю врать я, потому что знаю, как нравится Дани его работа. – Но он обещает перезвонить, как только ему станет лучше.

– Ладно. Передавай, чтобы выздоравливал.

Я вижу, как набитый людьми зеленый автобус подъезжает к остановке. Я смотрю на часы. Нужно приготовить ужин для папы, да и в магазин хорошо бы зайти, и все-таки я поворачиваю и иду в другую сторону.

Дани снимает квартиру в неуютном многоквартирном доме. Когда-то учитель рассказывал нам, что вплоть до 1920-х годов в этом районе засеивали поля, но потом тут пришлось построить жилье для рабочих. Восемь деревянных бараков без туалетов и проточной воды. Временное жилье, превратившееся в постоянное, когда район постепенно застроился панельными домами для тех, у кого не было денег. Даже сейчас это место – черная дыра, попав сюда однажды, невозможно избавиться от грибка на стенах и всевозможных насекомых-паразитов.

Я всем телом ощущаю присутствие этих насекомых. А что, если что-то произошло с Дани в его квартире? Он ведь мог упасть и удариться головой или внезапно заболеть. Я ускоряюсь и чувствую, как нарастает тревога, я начинаю злиться на полицейского, который приходил ко мне вчера. Он вообще был дома у моего брата? Он убедился в том, что Дани не лежит без сознания на полу?

Сердце колотится, мне приходится сглатывать тошноту. Я обхожу желтый дом с осыпающейся штукатуркой. На одном из балконов соседи повесили жалюзи из бамбука, но они порвались от ветра, и теперь их обломки болтаются на грязной телевизионной антенне.