Выкрики: «У нас есть сведения, что они живут!» — услышали в эту ночь и семья профессора дерматологии Романа Лещинского, и вдова директора библиотеки Академии наук Украины, так называемой «Оссолинеум», доктора Людвига Вернадского, и соседи профессора Адама Герстмана.
Все эти ученые умерли естественной смертью в период между сентябрем 1939 года и захватом Львова гитлеровцами, то-есть до 30 июня 1941 года. Это означало, что гитлеровская агентура не успела уточнить составленные ею страшные списки смерти.
На улице Котляревского во Львове проживала семья профессора математики Политехнического института Антония Ломницкого.
И он, занесенный в черный список украинскими националистами, по-видимому лишь только потому, что по его учебникам математики учились десятки тысяч юношей, был таким же зверским образом оторван от своей семьи в ту страшную ночь.
И ему фашисты цинично говорили, когда он хотел взять с собой осеннее пальто:
— Это вам не понадобится.
Ошеломленная всем происходившим, жена профессора Мария Ломницкая никак не могла заснуть в ту ночь. Она до рассвета ходила по опустевшей квартире, томимая страшным предчувствием, рассматривала фотографии мужа, висевшие на стенах, а потом, когда первые признаки рассвета стали просачиваться в комнату сквозь синие маскировочные шторы, подняла их и открыла окно, обращенное в сторону Вулецких холмов.
Поросшие густой зеленой травой, они все ярче и ярче проступали в своих очертаниях при свете наступающего утра. Когда стало уже совсем светло, Мария Ломницкая увидела группу людей в темных костюмах, спускающуюся по узкой тропинке к лощине, в которой была вырыта свежая глинистая яма. Один из идущих вниз по тропинке от Бурсы Абрагамовичей к Вулецкой был одет в черную сутану. Позже выяснилось, что эго был ксендз Комарницкий, гость профессора Т. Островского.
Группу штатских со всех сторон окружали гестаповцы с автоматами в руках. Гестаповцы завели их в лощину и расположили на краю ямы, велев обернуться лицом по направлению к Бурсе Абрагамовичей, скрытой от них грядой холмов. Только когда первый залп из автоматов потряс воздух и потом быстрые автоматные очереди стали рвать тишину раннего утра, Мария Ломницкая, видя, как падают в яму люди в штатских костюмах, поняла, что происходит на ее глазах.
Подавленная окончательно внезапным арестом мужа, криками гестаповцев и, наконец, ужасным зрелищем, увиденным сейчас, она не в состоянии была отойти от окна. Находясь в странном оцепенении, она видела также, как фашисты привели новую партию арестованных и повторили то же, что сделали с первой группой…
— …Конечно, в ту ночь я еще не могла предположить, что наблюдаю расстрел собственного мужа, — сказала летом 1945 года авторам настоящей книги старший библиотекарь Львовского политехнического института Мария Ломницкая.
Кроме ученых, опознанных Гроером, в ту же ночь машины СД привезли в Бурсу Абрагамовичей профессора-хирурга Генрика Гиляровича, профессора судебной медицины Владимира Серадзского и других. Не было такой отрасли медицины, которая не была бы представлена в ту ночь в подвалах бурсы среди людей, стоявших с поднятыми кверху руками.
Аресты в ту памятную ночь вырвали из научного мира Львова и видных представителей технической интеллигенции города. Среди них, кроме названных раньше ученых, были приведены на расстрел профессор Роман Виткевич — специалист по газовым турбинам, руководитель кафедры Политехнического института профессор и доктор Каспар Вайгель, доктор технических наук Казимир Ветуляни. Был зверски расстрелян со своей семьей профессор права Роман Лонгшам де Берье. В лощине близ Вулецкой вместе с другими учеными был убит переводчик, писатель и обличитель нравов буржуазной Польши, профессор и академик Т. Бой-Жеденекий, написавший в общей сложности свыше 900 литературных трудов. В свое время он бежал из Кракова во Львов под защиту Красной Армии.
Выдающийся украинский писатель Ярослав Галан в своих воспоминаниях о писателе-революционере Александре Гаврилюке так характеризует Бой-Желечского:
«Припоминаю собрание, на котором рассматривались заявления писателей о приеме в члены профсоюза. Кого председатель собрания называл по фамилии, тот вставал и рассказывал о своем политическом и творческом прошлом. Как всегда в таких случаях, председательствовал Гаврилюк. Подошла очередь профессора Львовского университета высокоталантливого польского писателя и переводчика французских классиков Тадеуша Бой-Желенского, кстати сказать, одного из самых скромных среди писателей тогдашнего Львова. Знакомый уже с практикой таких собраний, Бой-Желенский встал. В то же мгновение поднялся и Гаврилюк: