— Безусловно, — ответил Барвинский.
Несколько раз на суде и до этого признания и позже он говорил о своей нечистой совести.
— Сколько же на вашей совести людей, которые погибли от руки гитлеровцев по вашим доносам?
Не задумываясь, Барвинский отвечает:
— Прежде всего Полячек…
Мы вправе добавить то, что он утаил от суда.
…Несколько дней Елена Полячек провела в застенках львовской полиции. Ее истязали, избивали, натравливали на нее специально выдрессированных собак, добиваясь, чтобы она выдала остальных участников подпольной типографии.
Сам Витиска и гестаповец Стависский приходили на эти допросы. Полячек выдержала все эти страшные истязания и не сказала ничего.
Ее вывезли в Майданек, расстреляли и сожгли труп.
Открытое судебное заседание во Львове раскрыло перед слушателями дела Барвинского еще и другие его преступления, самым тесным образом переплетенные с повседневной практикой украинских националистов.
…На дверях нижней квартиры в особняке на улице Захаревича висела табличка, сообщающая посетителям, что здесь живёт композитор и профессор закрытой немцами консерватории Василий Барвинский. Этажом выше сияла начищенная мелом медная табличка — «Доктор Александр Барвинский». Музыка и медицина мирно соседствовали друг с другом, и, несмотря на разделявшее их междуэтажное перекрытие, квартиры эти воспринимались жителями Львова как одна, общая резиденция, в которой живет «панство Барвинских».
В 1943 году, когда после разгрома под Сталинградом фашистских захватчиков во Львове прибавилось всяких чинов рейха и гитлеровцев, бегущих с Востока, в квартире доктора Барвинского появляется его родственник и воспитанник, офицер немецкой контрразведки Жорж Пулюй.
Барвинский охотно выделяет ему две комнаты в своих апартаментах, и Жорж Пулюй поселяется в них вместе со своей секретаршей Азой Гаевской, по кличке «Ага», и ближайшим сотрудником его «зондерштаба Р» бывшим полковником петлюровских банд Голубом.
Еще в 1920 году, после того как петлюровщина была окончательно разгромлена Красной Армией, этот Голуб вместе с подобными ему бандитами из петлюровских шаек попробовал было заниматься разбоем в лесах Подолии. Его фамилию и сейчас помнят колхозники украинских сел, прилегающих к Тульчину, Гайсину, Литину и Ольгополю. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества выбили всякую социальную базу из-под ног атаманчиков. Голуб бежит за границу, в Польшу, и оседает в Коломне, где становится… издателем всякого рола националистической литературы.
В сентябрьские дни 1939 года, когда гитлеровская авиация бомбит Польшу, Голуб оказывает неоценимые услуги фашистам как секретный агент и ракетчик, наводящий немецкие самолеты на точные цели. И не случайно после вторжения в Советский Союз гитлеровцы поручают Голубу очень важный пост в своей контрразведке. Подчиняясь непосредственно зондерфюреру Жоржу Пулюю, Голуб выслеживает оставшихся в немецком тылу советских и партийных работников, пытается засылать провокаторов в партизанские отряды, рассылает своих агентов повсюду — от Житомира до Винницы.
У него «на связи» многочисленная агентура.
Подобной же провокационной преступной деятельностью занимается где-то около Тирасполя, в районе Паркан, команда абвера 106–102. Ею руководит другой родственник Барвинских — гауптштурмфюрер СС Ганс Пулюй. Вот каких карателей подготовили для гитлеровской Германии представители растленного дворянского рода Барвинских!
Голуб пригласил на квартиру Барвинских и своего друга — бывшего подполковника петлюровских банд Рыбарчука. До Сталинградского разгрома фашистов Голуб вместе с ним орудовал на большой Украине. В шпионском пансионате Барвинских уже все было приготовлено для приема агентов абвера.
Не раз машины немецкого интендантства останавливались у особняка Барвинских, и солдаты тащили в кладовку колбасы и мешки с сахаром, бидоны со спиртом и португальские консервы, ящики с французским коньяком. Все это на правах сестры Жоржа Пулюя и хозяйки этого дома принимала фрау Наталка Барвинская, размещала в кладовках и подавала на стол, когда собирались гости.
А как же в это самое время жили те украинские и польские интеллигенты Львова, которые не хотели сотрудничать с гитлеровцами?
Кроме голода, каждому из них угрожал еще и принудительный вывоз на работу в Германию. И для того чтобы избежать немецкой каторги и заработать на кусок хлеба, на фунт мармелада к чаю, более двухсот львовских ученых, артистов и художников вынуждены были идти наниматься в так называемые «институты» Вайгля и Беринга.