Талия в один присест съела свою порцию фриттаты, встала и взяла на руки двухлетнюю Уранию, которая сидела на стуле с подушками — их подкладывали специально, чтобы малышка могла доставать до стола. Урания привалилась к ее плечу и сразу же задремала.
Накрыв сестру одеялом до самого подбородка, Талия услышала взволнованные голоса, доносившиеся из главной комнаты, откуда она вышла несколько минут назад. Обычно девочки ночевали на чердаке: они забирались туда наперегонки по деревянной скрипучей лестнице. Последней отводилась неприятная обязанность — закрывать тяжелый люк. Зимой на чердаке не спали из-за холода, поэтому сейчас там были только подвешенные для просушки кисти винограда.
Талия поспешила в главную комнату: у мамы начались роды, а у ее кровати, сырой и измятой, стояли папа с Эвтерпой и держали маму за руки и ноги. Талия тут же пожалела, что напугала Мельпомену. Теперь ей самой стало не по себе.
Мама громко стонала и утробно кричала. Талия не хотела этого слышать.
— Зови повитуху, скорее! Одна нога здесь, другая там! — скомандовала Эвтерпа на диалекте, не оборачиваясь. Талия метнулась к двери, распахнула ее, и в дом ворвался холод.
Снаружи воздух был неподвижен: казалось, что надвигается гроза. Ее предвещали беззвучные вспышки света, словно кто-то фотографировал пейзаж за домами района Карриоле. Талия мчалась, машинально выбрав самый короткий путь до дома акушерки. Ее застала врасплох молния, очертившая ближайшие к городу угольно-черные, на контрасте со вспышкой света, холмы. Между ними лежала долина, напоминавшая букву V или чаек, которых рисовал Нери. Надо же, гроза после снегопада…
— Эвтерпа, нам-то что делать?
Сидевшая в углу Мельпомена прижалась к пятилетней Терпсихоре, в тихом ужасе от осознания того, что «скорлупа» ее матери уже трескается и вот-вот разобьется. Этот ужас был глубоким, потаенным, его выдавала лишь дрожь, от которой тряслись черные кудряшки на голове девочки. Даже бабушка Инес забыла о внучках. Она ставила ведра с водой на затухающие угли в камине и искала чистые отрезы ткани, припасенные для родов.
— Терпси, поди-ка к Урании. Проверь, как она. Убедись, что не проснулась, — скомандовала Эвтерпа, не сводя глаз с матери.
Малышка зашагала к выходу из комнаты. Бьянка громко закричала, и Терпсихора с плачем бросилась в темноту.
Эвтерпа держала ведро с теплой водой, пока бабушка окунала в него ткань.
— Беги за Нери, Мельпомена. Лети мухой! — бросила она сестре из-за плеча.
— Нет! Только не Нери! — воскликнула мама, приподнявшись на руках. Она тяжело дышала через рот, глаза покраснели от напряжения.
— Почему? Я обещала ему, что он первым увидит ребенка. Говорила, что перво-наперво позову его, — сказала Эвтерпа.
Бабушка Инес посоветовала ей забыть об обещании.
— Мы знаем, что Нери твой друг, но он юноша. Он из мужчин. Мы столковались, помнишь?
Девушка опустила взгляд.
— Да. Я помню уговор. Только папе можно находиться здесь. Другим мужчинам нельзя.
У мамы началась новая схватка, бабушка повернулась к ней, и Эвтерпа быстро отвела Мельпомену в сторону.
— Найди Нери. Это важно, верь мне! Беги во всю прыть! — прошипела она сестре.
Дрожавшая девочка шагнула в синюю стылую ночь, грозившую разразиться бурей.
— Это мальчик! — услышала она возглас из дома.
Мельпомена помчалась со всех ног.
Эвтерпа
Глава 1
— Махало[2]. Ну же, Урания, повторяй: ма-ха-ло. Проще простого.
— Что девонька несет? — скрипучим голосом прервала урок гавайского языка тетя Талия. Сегодня четверг, а по четвергам обычно приходит Кай, учитель моей мамы, Урании. Когда тетям, одной за другой, поставили диагноз — болезнь Альцгеймера, моя подруга Джада подговорила меня предложить маме освоить иностранный язык. Не знаю, где Джада такого набралась, но, по ее словам, изучение языка, совершенно непохожего на родной, могло защитить от заболевания, особенно наследственного, как у мамы и ее сестер.
Сегодня урок выпал прямо на день рождения тети Мельпомены, так что Кай остался на обед.
Я поняла, что дело плохо, на третьей порции первого блюда. Основа наших семейных обедов — это всегда яичная паста. Тети любят замешивать дома тесто для тортеллини, тальолини и лазаньи. Женщины в нашей семье собираются вместе за большим кухонным столом, едят пасту и переговариваются — громко в силу своего возраста. Они готовят пасту и едят ее, они словно пухлые колдуньи, которые варят зелья и тайные снадобья. Я нет. Я только слежу за готовкой, и всё. Разумеется, я пристрастилась к запаху и виду пасты и, как любой верный ее почитатель, преисполняюсь радостью и печалью при виде целой простыни мягкого желтого теста, пахнущего мукой. Я пытаюсь держаться от пасты подальше, но она зовет меня, она мое естество. Именно поэтому я стараюсь не подходить к ней.