Кроме того, после смерти у всех больных Альцгеймером в мозгу обнаруживались нейрофибриллярные клубки, образованные из нерастворимого тау-белка. Почему этот белок менял структуру и переставал выводиться, было так же непонятно, как и в случае с бета-амилоидом.
Мой научный руководитель профессор Шульман, изучив материалы, решил пойти другим путем. Опытный генетик, он считал более перспективным воздействие на генетическом уровне. К этому времени уже была выявлена генетическая предрасположенность к болезни Альцгеймера: в ее развитии принимают участие нарушения на хромосомах 1, 14, 19 и 21.
Чаще всего генетически наследуется разновидность поздней болезни Альцгеймера, развивающейся в возрасте от 65 лет и старше, но и более ранняя форма зависит от наследственности. Последним словом в генетике было обвинение во всех грехах аллеля APOE4 — именно у его обладателей чаще всего возникает деменция. Так что, если в будущем удастся заблокировать весь ген APOE или воздействовать только на этот конкретный аллель, возможно, деменцию можно будет предотвратить. Наверное, на такие исследования можно было бы получить хорошие гранты, но меня, по вполне понятным причинам, это не устраивало. Мне нужно было остановить уже развившуюся патологию.
К тому же, даже если в старте болезни Альцгеймера виноват ген APOE, все равно оставался главный вопрос — а что именно запускает в организме этот ген? Какие процессы? Почему полезный белок вдруг становится смертельно опасным? Что нарушает его отток? И почему вредное воздействие начинается не раньше через через полвека после рождения человек — ведь болезнь Альцгеймера возникает обычно в 50–65 лет, и никогда — у молодых?
На эти вопросы современная наука ответа пока не давала. но я решила найти их самостоятельно — благо пока что мое участие в исследованиях состояло в основном в подробном протоколировании результатов генетических анализов людей с жуткой болезнью. В остальном я вольна была вести свою программу исследований, но пока не спешила. Слишком много вопросов, и так мало ответов на них…
Тем временем я почти перестала ночевать дома — мама постоянно звонила и плакала, уверяя, что у нее снова украли постельное белье, или последние деньги. Так что после работы я ехала к ней, там и ночевала. Ночью мне звонил Антон, просил вернуться, пожалеть если не его, то девочек. Иногда прямо ночью я приезжала, но вид как-то разом сдавшего, согнутого мужа, которого я помнила таким бодрым и подтянутым, вызывал у меня депрессию. Казалось, даже его яркие белокурые волосы потемнели, стали серыми, словно сажа на подоконнике. Дочки по утрам просили не вести их в садик, побыть с ними хоть немного — но я не могла пропустить работу. Я сама себе казалась чудовищем.
Несколько месяцев прошло в таком аду, затем Антон сдался. Он переехал к матери, и виделся с дочками только на выходных, уже без меня. Отцом он по-прежнему был сумасшедшим, этих прогулок девочки ждали всю неделю. По вечерам я читала им сказки, как было заведено при отце, но, когда заканчивала, малышки начинали плакать:
— Мама, почему папочка нас не целует? Где он, он не хочет нас видеть???
Были моменты, когда я готова была позвонить Антону и попросить его вернуться. Как теперь я жалела, что ни разу не поддалась порыву! Да, любовь прошла, даже звук некогда любимого, чуть хрипловатого голоса раздражал, но пусть так — зато мои девочки были бы со мной! Такие маленькие, такие красивые, только начинающие жить…
Но я держалась, глупая баба. Я думала, что рано или поздно все перемелется. Продвинутся исследования болезни, убивающей мою маму, успокоится Антон — он ведь красивый мужчина в самом расцвете, зарабатывал в последнее время тоже очень неплохо, а одиноких женщин вокруг полно… А я… ну, любви мне уже не хотелось. Единственное, чего мне искренне хотелось в то время — это покоя. Посидеть поздним вечерком на маленьком балкончике в обнимку с дочерьми, вдыхая их такой родной аромат молока и какао… Мне не нужны были больше африканские страсти. Но моей мечте не суждено было сбыться.
Развод прошел на удивление спокойно. Постаревший лет на десять Антон не стал спорить с судьей, и даже не попросил отсрочку. А недели через две приехал на нашу съемную квартиру и спокойно сказал, что взял на работе двухнедельный отпуск и хочет поехать с дочерьми на две недели во Францию. Туда, где мы проводили свое свадебное путешествие. Мне нужно всего лишь подписать доверенность на вывоз детей за границу. И я, не раздумывая, назавтра же поехала с ним к нотариусу и подписала доверенность. Знала бы я, что в этот миг своими руками уничтожаю свою жизнь!