Черты лица от постоянного пребывания на воздухе огрубели, движения были сильные — в общем, фигура была внушительной.
Макс объяснил ему необходимость бесперебойной подачи воды и попросил сделать семье соответствующее внушение об охране источника и целости труб. Надо было объяснить и хорошо втолковать опасность приближения живых людей к месту, где прежде был лагерь.
Человек обещал все это сделать, а сейчас он просит Макса и Аконта и пришедшего к тому времени Генриха посетить его дом и перед отъездом закусить. Когда они спускались по ступенькам, проделанным в террасе, их с шумом и волнением, выражавшемся в потоке гортанных звуков, нагнал Икар.
Генрих в это время рассказывал о том, что проделал Икар на берегу. Он вцепился в Орла, когда отряд проходил на яхту, и так сдавил ее в объятиях, что Орел побледнела.
Усилиями пяти матросов удалось оттащить его и только угроза огнестрельным оружием, которого он как-то инстинктивно боялся, хотя действия его еще никогда не видел, позволила удержать его на берегу.
Сейчас он неистовствовал, требуя, как объяснил Человек, не разлучать его с Орлом. Он хватал руками то Макса, то Аконта, то отбегал назад, то одним прыжком оказывался впереди. В глазах перебегали огоньки, то просящие, то с отблеском угрозы.
Человек с трудом его успокоил, сказав, что Орел уедет не сегодня. Все еще раздувая ноздри и беспокойно бегая, он следовал за группой, несколько уравновешенный тоном и словами Человека.
Макс и Аконт еще ни разу не побывали у Человека — никак не удавалось выбрать время.
На повороте, где в начале их работы они нашли связанных матросов, их ждала вся семья.
Жена Человека еще хранила на своем лице черты обезьяньей миловидности. Многое из человеческого обихода было ею усвоено. Она довольно прямо держалась на задних ногах, лишь очень редко становясь на передние, которыми ловко и проворно работала.
Она пожала руки пришедшим и сказала два слова, в которых слышались гласные. Человек объяснил, что слова эти значат — «Прошу пожаловать».
Остальная семья толпилась позади хозяйки, частью на земле, а большинство амфитеатром расположились на окружающих деревьях.
Дом Человека представлял поляну, густо обсаженную деревьями, настолько переплетенными лианами, что внутри была почти полная темнота.
По знаку Человека один из внуков взобрался на дерево и снял щит — сноп света ворвался в помещение — стало радостно и светло.
Посередине стоял большой стол, если так можно назвать стоявший предмет. Это был ряд стволов, довольно плотно пригнанных друг к другу. Промежутки были чем-то замазаны. Стульев не было; ели, сидя по-турецки. В углу стоял очаг, сложенный из камней — дым выходил в дупло дерева.
Комната была просторная, потолок, из густейшей кроны деревьев, был высокий.
По стенам вились растения с крупными и яркими цветами. Когда все уселись за стол — зрелище было необычайное. Глаз переходил от одного участника трапезы к другому — какая смесь черт человека и обезьяны. Одна, большая часть, была совсем обезьяньей, другая, меньшая, очень походила на Человека. И разместились за столом соответствующим образом: подобие людей тяготело к Человеку, а обезьянья часть к его жене. Самое последнее произведение, маленькое существо 4–5 лет, очень походило на отца; этому сходству мешала только обезьянья волосатость.
Макс перекинулся с Аконтом и обратился к Человеку с предложением забрать это существо с собой.
Жена не возражала, так как его слишком человеческий вид вызывал некоторую неприязнь к нему со стороны остальных.
Сноп солнца конусом падал на середину стола, где в плетеных корзинах возвышалась колоссальной величины гора бананов и рядом стояли две корзины поменьше с хлебными плодами. Около некоторых, на большом листе, лежала птица. Часть детей вегетарианцы, часть ест исключительно сырое мясо, остальные предпочитали жареное.
Бросалось в глаза, и это подтвердил Человек, что евшие сырое были здоровее, выносливее, а главное, употребляли значительно меньше пищи.
Лично Человек питался жареным, хотя чувствовал и видел, что сырое полезнее. Он уверял, что при жарении пропадают какие-то нужные составные части.
Разговор за столом носил необычайный характер. Вначале было очень тихо, а затем начал нарастать гортанный говор, который к концу трапезы превратился в необычайный шум — человеческие голоса тонули. Только громкие гортанные звуки были еще слышны, а гласные куда-то пропадали.
Чем дольше сидели гости, тем настойчивее начинал чувствоваться какой-то одуряющий запах — вначале он приятно щекотал обоняние, а затем становился назойливым. Это благоухали цветы, освещенные ярким солнцем.