«Кричу я, ускоряя шаг…»
Кричу я, ускоряя шаг:
— Постойте, Сонечка, не надо!
И только отвечает мрак
Шуршаньем городского сада.
Как страшно. Никого со мной.
Скользит, бесцельно вдаль шагая.
Но мрачно, под окном пивной,
Стоит и курит Свидригайлов.
Там ветки снежные летят
Под ветром европейской ночи,
И звезды горькие глядят
Сквозь туч разгневанные клочья.
«Здесь, в Германии, я у муз…»
Здесь, в Германии, я у муз
Ничего не делать учусь.
Вместе с кошкой я днем дремлю
Или мух осенних ловлю.
Но никто не знает, что я
Только тень слепая моя.
Что не я, а кто-то другой
Утром с почты несет домой
Синеватый письма квадрат
(Огорчен или очень рад)…
Письма пишет какой-то друг.
Он придуман, как всё вокруг.
Весна
1
Отчего эти влажные веси,
Опрокинутый полумесяц,
Забор, береза в стороне —
Напомнили Россию мне?
2
Ноги босые в пыли,
Дорога слепа и зла —
Камни, осколки стекла.
А вверху — журавли, журавли.
3
Маленькое солнце одуванчика в траве,
Белые овечки в нежной синеве.
Что мне это солнце и чистота,
Ведь за декорацией — тлен, пустота.
Т. С. Ф. («Когда бегут часы…)
В. Сумбатову.
Когда бегут часы…
Высокой вечностью в лицо мне ветер дышит
И очень сложная машина жизни
Отщелкивает каждую секунду,
Ее отбрасывая прочь в небытие.
Что было только что уже не повторится…
Когда бегут часы… И вот я знаю:
Бездушный спикер мне об этом скажет:
Что «Achtzehn Uhr»… А дальше передача
Чайковского, иль Шумана, иль просто
Какой-нибудь там танцевальный «шлагер».
А, может быть и пенье о любви печальной,
О Беатриче, гибнущей; как птица
Под яростным пустынным ураганом.
О Моне-Лизе или о Джульетте…
О чем еще? Иль — о моем молчаньи?
«Такая тишь заката…»
Сергею Маковскому
Такая тишь заката… Так бывает.
Резные двери. Готика и лед.
Веселый тополь крону наклоняет
И черный дрозд поет себе, поет.
Святая обычайность захолустья.
О, странствия мои! Мои пути!
Здесь как-то странно говорить о грусти,
Искать чего-то, зная — не найти.
«Вереск зацвел у дороги…»
Вереск зацвел у дороги,
Недалека и зима.
Черствый, отрывисто-строгий
Ветер обходит дома.
Если по-детски ты плачешь,
Это еще не беда…
Что-то поглубже запрячешь
И позабудешь — куда.
«Шарманка старая, печали тайной ящик…»
И старенький вальс недоплакав,
умолкнет шарманка вдали.
Сергей Маковский.
Шарманка старая, печали тайной ящик,
Ты плачешь вечером над жизнью настоящей.
Средь каменных дворов и сонной толкотни,
Когда в домах дрожат урочные огни.
Ты на одной ноге, как инвалид военный,
Поешь о памяти и грусти сокровенной.
Ты детских слез укромный уголок,
Чердачной нищеты дрожащий огонек.
В баварском городке, проездом, ненароком,
Пишу я о тебе как будто бы с упреком.
С протяжной хрипотой ты выдуваешь звук —
Наука горечи и алгебра разлук.