А вот ему через десять минут придется плохо, ход в 11 узлов все, что могут выдать «Джигит» и «Саратов» вместе с «213» миноносцем — тот вообще еле ползет и отвалил в сторону в надежде, что противник его не заметит. Не повезло — авизо и два больших вражеских миноносца, «150-ти тонные», отделились от главного отряда и устремились к столь легкой добыче.
— Зря он это сделал, Леонид Федорович, помочь ему мы сейчас не в состоянии, — рядом встал исполняющий обязанности старшего офицера лейтенант Блохин, который помогал при переговорах с португальским шкипером в Суэце, и тот пройдоха все же таранил «Касугу».
— Передайте на «Джигит» — «защитить миноносец»!
Добротворский выкрикнул приказ сигнальщику — старый клипер нужно было держать как можно дальше от боевой линии, один восьмидюймовый снаряд и эта древняя лохань отправится на дно.
— Зря, не спорю, Константин Платонович. Но у нас есть «Джигит», а на нем две шестидюймовые пушки, пусть и старые, а еще парочка девятифунтовых орудий. Но если один снаряд в шесть дюймов попадет в небронированное авизо, то уже ему придется плохо.
— У неприятеля две 120 мм пушки на баке и юте, да три трехдюймовки — просто засыплет снарядами, наш «горец» ведь не бронирован.
— А кому сейчас легко, — повторил присказку вечно хворавшего адмирала Вирениуса командир «Донского», пытаясь реально оценить шансы в предстоящем столкновении. Его крейсер и обе канонерские лодки имели броневой пояс по ватерлинии, и могли выдержать обстрел шестидюймовыми пушками, но у противника восемь 203 мм орудий в башнях, а они убийственные для небольших русских кораблей. По уму «Грозящий» и «Храбрый» должны держаться подальше от схватки, но на первом 229 мм пушка, а на втором два новых восьмидюймовых ствола в 45 калибров — а эти три установки уже опасны даже для вражеских броненосных крейсеров. Так что шансы есть, все же двое не шестеро, к тому же продержаться нужно немного, не больше четверти часа. Леонид Федорович еще раз посмотрел в сторону схватки, где сцепились между собой крейсера.
— А ведь тонет супостат, как есть тонет!
Только и ахнул Добротворский, разглядев, что там твориться. Маленький японский крейсер потерял ход, садился кормой. А его без всякого милосердия «охаживала» из всех стволов «богиня охоты». Два других крейсера уже бросились в погоню за тремя беглецами, вот только хода им не хватало с первого дня эксплуатации, а сейчас и подавно. Вряд ли догонят, лучше бы сюда шли, видимо, увлекся контр-адмирал Иессен, и ничего не видит. Зато Вирен разглядел — дымя всеми четырьмя трубами, к ним на помощь шел «Баян», единственный быстроходный броненосный крейсер.
— Смотрите, Леонид Федорович, еще один, — Блохин показал в сторону, откуда им шел на спасение «Баян». И громко произнес, ибо взбудораженный зрелищем экипаж «Донского» разразился громовым «ура». — Завалился на борт и перевернулся!
— Это «Такасаго» английской постройки, — Добротворский чуть ли не выучил «Джейн» за долгий переход, и мог различать вражеские крейсера по малейшим отличительным деталям. — А там топят «Суму», если я не ошибаюсь. Все же японские крейсера маленькие, чтобы выдержать долгий бой. Да и корпуса ослаблены для установки мощного вооружения. А чем больше по водоизмещению корабль, тем дольше он тонет!
Добротворский еще раз посмотрел на «богинь» и вздохнул с облегчением. «Паллада» и «Диана» бросили преследовать удирающие малые крейсера неприятеля. Теперь за ними погнались быстроходные «Варяг» и «Новик». «Богатырь» и «Аскольд» продолжали наседать на отходящие крейсера американской постройки и 'Иосино.
— Хорошо, что Карл Петрович все же опомнился и теперь идет к нам на помощь, — негромко произнес Добротворский, испытывая радость. Но в тоже время костерил на все лады зарвавшегося адмирала — у того был приказ сопровождать транспорты, а не бросать их на растерзание противнику. Но увлекся Иессен — как-никак но первую победу одержали именно его крейсера, воспользовавшись ощутимым, фактически полуторным, перевесом в силах. Да и Вирен не оплошал, хотя противник у него был заметно слабее, а русские крейсера намного крупнее по водоизмещению.
— Бог мой, смотрите — «Рюрик»!
Отряд вице-адмирала Старка снова сцепился с крейсерами Камимуры, и тут произошло страшное. Идущий третьим в колонне «Рюрик» вывалился из строя, и лег на циркуляцию, видимо, заклинило руль — румпельное отделение не имело никакой броневой защиты, и туда угодил снаряд. И тут же японский крейсер под адмиральским флагом направился в сторону «подранка», которому необходимо было рассчитывать только на собственные силы, но больше на везение. Добротворский на мостике ощущал только нахлынувшую мутной волной ярость — «Асама» дал первый залп по «Донскому», в ответ выстрелили тяжелые пушки канонерских лодок…
Крейсер «Варяг» в победном бою, пусть и в «альтернативном»…
Глава 36
— Папиросу… перекурить надобно…
Андрей Андреевич устало присел в поставленное для него кресло, чувствуя, что еще немного, и потеряет сознание. Левой предплечье страшно болело, но уже тягуче, ненормально, и он поморщился. Посмотрел на шеренгу прооперированных, лежащих на матрасах нижних чинов — два десятка примерно, кому он вытаскивал осколки, и по мере возможности, зашивал раны. А вот к тем, кто был серьезно ранен, особенно в живот, даже не притрагивался, обрекая их на смерть. Единственное, что он мог сделать, это кивнуть матросу, что уже приноровился ставить уколы морфия — если им суждено умереть, то пусть хоть без мучений. А еще к ним направили священника, который провожал умирающих матросов молитвами.
Вот такое чистилище получилось — и он в роли привратника, определяющего кому жить, а кому придется сегодня умереть!
Иначе он поступить не мог — пока будет возиться с одним тяжело раненым, от потери крови тяжелыми станут те, кто получил легкое ранение. Но сейчас он уже никому не смог бы помочь — предел сил человеческих ограничен, а его телу много лет, и физическая форма далека от лучшего.
— Потом покурю, помоги халат снять, мясником стал, весь в крови. Да срезай его на хрен, не отстираешь, хоть выжимай. А китель снимай, денщику отдашь — пусть в порядок приведет. Надо посмотреть, что-то с рукой неладное творится, немеет…
Унтер оказался толковым помощником, ловко делал перевязки, распоряжался — его и поставил заведовать импровизированным лазаретом. Хотя даже имени не знал, как-то спросить не удосужился.
— Сейчас, ваше превосходительство, — матрос быстро содрал окровавленный халат, и осторожно расстегнув китель, стащил его с плеч. Охнул, и негромко сказал, склонившись:
— Осколком полоснуло слегка, ваше превосходительство, рукав рубашки в крови. Я сейчас перевяжу…
Андрей Андреевич покосился на загустевшую кровь — действительно порез, пусть и глубокий. Как-то не заметил этот момент, тогда ведь в лицо жаром обдало и пламенем полыхнуло — стрессовая ситуация, в которой про многое в жизни забудешь и не вспомнишь. Остается только надеяться, что столбняк не подхватишь, впрочем, все кровью должно было вымыть. Нашел отчего беспокоится, когда сотни людей сейчас гибнут, и при этом стараются убить точно таких же людей, но с другим цветом кожи и разрезом глаз. И от того только пакостно на сердце — для него это все далекое пошлое, но ставшее уже настоящим, привычным, от которого себя не отделишь.
— Китель надень этот, так и буду ходить в окровавленном — потом на свежую рубашку другой надену. Просто бой продолжается, пауза была — обрадовался, а тут опять…