Хотя Тэрл не мог похвастаться, что был в Малом Вайла’туне частым гостем, кратчайшую дорогу от деревни до башни Томлина он знал как свои четыре пальца. Однако сегодня, то ли вспомнив про давно потерянный в схватке с шеважа палец, мизинец на правой руке, то ли по какой иной причине, Тэрл заставил Стервеца пропустить обычный поворот, выводивший прямиком на центральную, если так можно выразиться, улицу, уходившую к воротам через Стреляные стены. Вместо этого свернул за угол громкой кузницы, на открытом дворе которой он заметил скопление повозок и людей, загружавших в них вязанки мечей и копий. «Готовимся к нешуточной войне, — безрадостно подумал он, на всякий случай поправляя на бедре любимую дубинку».
Когда-то давным-давно мысль о предстоящей битве радовала его, вселяя надежду лишний раз доказать окружающим, что он, Тэрл-карлик, как называли его за глаза, кое на что способен. В свое время он и правда искусно владел коротким мечом, настолько, что даже состоял несколько зим на службе у Ракли в качестве наставника новобранцев. Славная была работенка! Тэрл как будто стал выше ростом, научился смотреть на подопечных сверху вниз и неоднократно сражался плечом к плечу с достойнейшими виггерами Вайла’туна против наиболее дерзких племен лесных дикарей. В Пограничье его малый рост был только преимуществом, и ему то и дело приходилось выполнять опаснейшие задания в качестве лазутчика. А потом произошло непоправимое: в одну из вылазок он попал в западню, лишился в поединке сразу с пятерыми шеважа мизинца и был бы наверняка разрублен на кусочки, если бы на подмогу ему не подоспел один из его юных учеников. Вдвоем они сумели отбиться от наседавших врагов, но, как заявил потом во всеуслышание Ракли, повели себя малодушно, обратились в бегство и привели севших им на хвост шеважа прямо в стан вабонов.
В действительности все произошло не совсем так, но нельзя же было в ответ обвинять Ракли в явных просчетах с расположением лагеря и недостаточной бдительности. Одним словом, чудом уцелев в бою, Тэрл поплатился за свое спасение не только пальцем, но и местом в рядах виггеров. Ракли, как водится, отправил его с глаз долой, подальше от замка, в родную деревню, где Тэрлу снова несказанно повезло. Правда, и здесь, как говорится, было бы счастье, да несчастье помогло. Как раз накануне возвращения умер его старый дядя, брат матери, до последнего дня занимавший самый почетный в деревне пост аола. И хотя должность эта не передавалась по наследству, а была строго выборной, так получилось, что приезд местного героя, пусть даже четырехпалого, да еще близкого родственника покойного, оказал на односельчан достаточно сильное воздействие, чтобы повлиять на их почти единогласное решение, в результате которого Тэрл сделался новым аолом.
Вспоминая сейчас былое и оглядываясь на скрывающуюся за домами кузницу, Тэрл грустно вздохнул. Кузница принадлежала мастеру Хоуэну, отцу Хида, недавно погибшего на спаленной шеважа заставе. Тэрл знавал Хида еще маленьким рыжеволосым мальчиком, таскавшим в тяжеленных мешках уголь для топки, а впоследствии ставшим одним из его, Тэрла, лучших учеников. Кстати, меч Тэрлу выковал не кто иной, как Хоуэн. Именно тогда они и подружились. Хоуэн и сам неплохо владел тем оружием, которое выковывал на своей наковальне, однако Тэрл, по словам любившего шумные пивные застолья кузнеца, был не только отменным бойцом, но и прирожденным учителем.
Эх, Хоуэн, Хоуэн… Страшная судьба! Уж лучше потерять жизнь, чем сына. У самого Тэрла детей никогда не было, как, собственно, и жены, но он почему-то очень остро переживал родительские чувства, которыми прежде одаривал желторотых новобранцев на ристалищном поле у подножия замка, а теперь — по-своему наивных односельчан. Вот и сегодня Тэрл хотел было, да не отважился заглянуть к давнему приятелю, чтобы высказать ему свои соболезнования. Хоуэна на дворе он не приметил, однако отчетливо представлял себе, как тот трудится в жаре и поту у горна, бросая на израненную наковальню красные полоски раскаленного металла и остервенело плюща их тяжеленным молотом — лишь бы не думать о происшедшем. Тем более что подробностей гибели заставы никто толком не знал, вестей от посланных туда отрядов до сих пор вроде бы не поступало, а потому родственники погибших, но никем не погребенных эльгяр, были вправе надеяться на несбыточное чудо, на ошибку Квалу, на их скорое возвращение целыми и невредимыми.