Почему никто больше не тушит дом?
Почему толпа отхлынула от огненного столба и делает вид, будто вовсе не замечает его?
А, понятно! Теперь вода из ведер с шипением выплескивается на стены ближайших построек, не позволяя им заняться от тянущихся языков ненасытного пламени. Вон в толпе мелькают знакомые лица. Растрепанная Эльха, не замечая, что на ней почти нет одежды, мечется между костром и своим домом с мокрыми простынями, которые уже начинают дымиться от жара. Ее плачущий муж, вместо того чтобы помогать ей, горестно заламывает руки и умоляет соседей спасти его жилище. Кто-то окатывает его с головы до ног водой и бежит дальше, к расположенному тут же колодцу, возле которого толпятся люди с пустыми ведрами, а Дит и еще несколько добровольцев с остервенением вращают рукоятку подъемного механизма.
— Не стой на дороге! — орет ему в ухо здоровенный детина, похожий на Исли, и чуть не сбивает с ног длинной жердью.
Вот уже одна за другой жерди возносятся над пожаром и начинают монотонно подниматься и опускаться, с грохотом руша обугленные балки перекрытий.
— Искры! Прекратите! Они нас спалят! — раздается истошный визг, но удары жердей только убыстряются, а мириады огненных жучков взлетают к черному небу и кружат там в поисках новой добычи.
Между тем жерди возымели свое действие: пламя опало вместе с обрушившимися стенами, жар поубавился, опасность распространения огня прошла. Толпа с ведрами снова переключилась на единственный пострадавший дом. Не просто пострадавший, а почти стертый огнем с лица земли.
Толпа на глазах редела. Крики постепенно стихли, уступив место возбужденному гулу. Опасность миновала, и люди наконец-то смогли задуматься о том, что же произошло.
— Чей это был дом?
— А ты не знаешь разве? Писаря.
— Писаря?
— Харлина Шепелявого.
— Да будет милостива к нему Квалу! Как же это случилось?
— Не знаю. Я уже собирался спать, когда услышал крики.
— Посмотрите на эту Эльху! Она и здесь не упускает времени, чтобы продемонстрировать свои прелести.
— Отчего произошел пожар?
— Скорее всего, старый Харлин сам его устроил. Он постоянно по ночам лучину жег.
— За что и поплатился.
— Зря вы так. Хороший был человек. Мухи не обидит.
— Я ему до сих пор за два свитка должен.
— Считай, что уже не должен.
— Да брось ты! Может, все еще обойдется.
— Эй, никто Харлина не видел?
— Нет.
— А я видел, как от его дома кто-то убегал перед пожаром с горящим факелом.
— Хочешь сказать, его подпалили?
— Да брехня все это! Кому старый писарь сдался?
— А раз видел, чего ж не поймал?
— Не слушайте вы его! Какой дурак специально будет дом поджигать?
— А враги у него были?
— Был. Один. Старость.
— А я вот вам что скажу. Если и был поджигатель, то, знать, не из наших мест.
— Ну и хватил! Это почему ж так?
— Да у нас любой знает, чем один пожар может обернуться. Смотри, как всем миром навалились и затушили в конце концов. Потому что иначе все полыхнуло бы. Нет, свой поджигать бы не стал.
— Шеважа!
— Что?!
— Где?!
— Откуда им тут взяться?
— А мне почем знать? Только кто еще мог такое устроить?
— А ты не слышал, как они целую заставу намедни спалили?
— То застава в лесу, а то дом посреди Вайла’туна. Отсюда и до замка рукой подать.
— Вот и я про то же.
— Про что?
— Да ни про что. Иди лучше спать.
Хейзит слушал эти обрывки разговоров, а сам судорожно пытался понять, что же могло случиться в самом деле. Поискал в толпе Дита. Может, он знает?
Возле колодца остались лишь наиболее упорные. Медленно накручивалась на бревно железная цепь с полным плескавшейся воды ведром. Чьи-то руки выхватывали его из колодца и выливали в другое, которое передавалось по рукам дальше и выливалось одним взмахом на жертвенный костер.
«Еще одна ночь потеряна», — подумал Хейзит. Сейчас он не мог просто взять и уйти отсюда, не дождавшись возможности побродить по пепелищу и удостовериться в том, что вместе с Харлином погибло все его достояние, заваленное грудой углей в подвале. Если так и окажется, что ж, увы, тайну замка и владеющего им рода постигнет предписанная ей судьбой участь: сгореть в пожаре. Если же нет, тогда он тем более хотел бы попасть в подвал первым, чтобы вынести оттуда драгоценные рукописи. Ведь неизвестно, кому они могут достаться и что будет, если заключенная в них правда в прямом смысле слова выйдет наружу.
Цокот копыт возвестил о приближении отряда мергов.
Толпа попятилась. Продолжали свою работу только те, кто впрягся в переливание ведер из колодца на догорающий костер.