Подобная беседа с клинком у кровоточащего горла выглядела бы по меньшей мере забавно, если бы не происходила в действительности. Пленница смотрела на него, не отрываясь, словно вдумываясь в услышанное и решая, как поступить дальше.
— Сана не забывает, — произнесла она наконец одними губами. — Сана хочет верить илюли. Сана устала.
— Я вижу, что ты устала. Я и сам устал. Ты можешь мне верить. Я до сих пор не казнил тебя, хотя мой отец хотел. Я принес тебе еды, чтобы ты не умерла.
— И это? — Она подняла ногу и звякнула цепью.
— Я освобожу тебя, если ты разрешишь мне уйти и раздобыть ключ. У меня нет от нее ключа. Ты понимаешь?
Он скорее почувствовал, чем увидел, как она опустила руку с кинжалом.
— Илюли уходит. Илюли возвращается. Сана свободна.
Не до конца веря в свою победу и избавление, Локлан осторожно поднялся с пола. Пленница поднялась вслед за ним, повторяя каждое его движение и держа кинжал и меч на изготовку. Встала пошатываясь. Вероятно, выпитое вино все еще бродило у нее в крови. Высокая. Стройная. И смертельно опасная.
Он начал медленно отступать от нее.
Сана следила, не двигаясь с места.
Он уперся спиной в косяк и понял, что отошел на безопасное расстояние. Здесь она даже при желании не достанет его мечом. Но в руке у нее по-прежнему был кинжал, которым она поигрывала, держа за лезвие, а шеважа славились своим умением не только стрелять из луков, но и метать в противника все, что летает, — от ножа и топора до острых шишек.
— Я не могу позволить тебе оставить оружие. Брось его мне.
— Сана не убивает себя. Иди.
Об этом он не подумал. А ведь она действительно, того и гляди, обретет долгожданную свободу, просто сведя счеты с жизнью. И оставит его в дураках. По крайней мере, что-то подсказывало ему, что другую такую женщину он едва ли когда-нибудь найдет, будь то среди шеважа или даже среди вабонок.
Повернувшись к пленнице спиной, за что в другой раз сам бы отчитал любого виггера, он открыл дверь чулана и вышел в спальню.
На разобранной кровати сидела, поджав под себя ноги, длинноволосая пухленькая служанка, пришедшая сюда, по обыкновению, и теперь с ужасом взиравшая ему за спину. На ней была тонкая рубаха, под которой, как он знал, ничего нет.
Локлан резко захлопнул за собой дверь и с раздражением отмахнулся от девушки. Та поспешно соскочила с кровати и опрометью выбежала из спальни. «Едва ли она поднимет тревогу, — подумал Локлан, провожая взглядом ее босые пятки. — А вот то, что служанки заходят к нему, когда им вздумается, плохой знак. Нужно распорядиться, чтобы Олак занялся их воспитанием».
— Олак!
Слуга появился не сразу, давая понять, что не дежурил под дверью. По-прежнему в кольчуге и с длинным кинжалом за поясом. Остановился на пороге, ожидая указаний.
— Олак, я совершил большую глупость. — Сосредоточенное лицо слушателя не выдало удивления. — В чулане закрыта моя пленница. Только теперь она вооружена моим оружием и требует, чтобы я снял с нее цепь.
— Она заговорила? — Бровь Олака поднялась.
— Да, хотя сейчас не это главное. Как ни странно, мне хочется ей верить.
— Женщинам нельзя верить.
— Знаю. Но иногда очень хочется. Нужно ее разоружить и попробовать освободить. Мне удалось заставить ее поесть и даже выпить бутылку вина, и мне кажется, что она благодарна.
— Настолько, что проткнула вам шею?
Локлан потрогал рану и взглянул на окровавленные пальцы.
— В этом я сам виноват. Не смог сразу найти общий язык и договориться. Ключ у тебя?
— Не думаю, что вы приняли правильное решение. На вашем месте я бы…
— Ты едва ли когда окажешься на моем месте, Олак. Давай лучше примем все необходимые меры безопасности, выполним ее условие и посмотрим, что из этого получится.
— Сначала нужно отобрать у нее оружие. Полагаю, с живым шеважа это проделать невозможно. Разрешите мне сходить за подкреплением?
— Если ты испугался ее, дай ключ мне, я сам все сделаю! А ты пока можешь заняться служанками, которых я уже устал обнаруживать у себя в спальне в самое неподходящее время. Устрой им хорошую порку, как умеешь, и пригрози, что в следующий раз та, кто ослушается, будет отправлена домой, к родителям, без денег и содержания.
Олак молча отцепил от пояса ключ, неохотно вручил его Локлану, демонстративно спрятал в складках длинной одежды кинжал и, не оглядываясь, вышел. Вскоре из коридора донесся жалобный плач — это разбуженные служанки бежали вниз по главной лестнице башни в предвкушении неминуемого наказания как за свои, так и за чужие проступки.