— Я додумаю, можетъ-быть, мы поѣдемъ вмѣстѣ,- заговорила снова графиня, обращаясь жъ племяннику. — Тебѣ тоже будетъ полезна эта поѣздка. Ты посмотришь на истинно-русскихъ людей, которымъ, при современномъ настроеніи нашего общества, не даютъ у насъ мѣста; ты серьезнѣе взглянешь на свои обязанности и, кромѣ того, разсѣешься… Да! кстати, я хотѣла тебѣ сказать насчетъ Лизы…
Задонскій весь превратился въ слухъ.
— Держи, пожалуйста, себя подальше отъ нея. Я знаю: васъ связываютъ воспоминанія дѣтства, вы все еще смотрите другъ на друга какъ дѣти, но она теперь въ такихъ лѣтахъ, что можетъ увлечься…
Михаилъ Александровичъ закусилъ губу и, сдѣлавъ усиліе надъ собой, шутливо замѣтилъ:
— Что же тутъ страшнаго, если увлечется? Она и сама можетъ вызвать увлеченіе.
Графиня строго посмотрѣла на племянника.
— Такими вещами не шутятъ! Увлеченіе, любовь должны имѣть послѣдствіями женитьбу. А я надѣюсь, что ты понимаешь невозможность своего брака съ ней.
— Отчего же?
— Пожалуйста, оставимъ этотъ разговоръ, — серьезно произнесла тетка. — Ты знаешь, что есть предметы, о которыхъ я или не говорю совсѣмъ, или говорю съ благоговѣніемъ. Играть святыней я не привыкла и не умѣю.
Графиня стала раскладывать на столѣ письменныя принадлежности и дружески кивнула головой племяннику.
— Извини, дружокъ, мнѣ надо написать нѣсколько писемъ, — ласково сказала она и занялась своей безконечной перепиской.
Михаилъ Александровичъ понялъ, что оставаться въ кабинетѣ тетки было невозможно и не зачѣмъ. Онъ вышелъ отъ нея въ смущеніи и тревогѣ. Передъ нимъ была двѣ дорога: пойдешь по одной — разсердишь тетку, останешься чуть не нищимъ, будешь принужденъ жениться на нищей и попадешь за долги въ долговое отдѣленіе; пойдешь по другой — угодишь теткѣ, заплатишь долги и вольный, какъ птица, обманувъ бѣдную дѣвушку, съ комфортомъ проживешь нѣсколько мѣсяцевъ среди блестящаго общества за границей. Задонскій не могъ рѣшиться ни на то, ни на другое, а между тѣмъ выбрать третью дорогу было не только трудно, но почти невозможно. Впервые онъ началъ мысленно проклинать и свое знакомство съ Лизой, и свое увлеченіе ею. «А что тутъ станешь дѣлать съ своею натурою, если не можешь пройти мимо подобнаго цвѣтка?» съ досадой топнулъ онъ ногою.
Раздраженный, проѣхавшись верхомъ, онъ пришелъ въ комнату, гдѣ сидѣла Лиза за роялемъ, и въ разсѣянности не отвѣтилъ на ея вопросъ: гдѣ онъ былъ? Лиза удивилась этому молчанію и взглянула на Задонскаго; онъ угрюмо ходилъ по комнатѣ, съ досадой похлопывая себя хлыстомъ ко ногѣ.
— Что съ тобой? — спросила она.
— Ничего! — раздражительно отвѣтилъ Задонскій. — Тетка сдѣлала намекъ, что ей было бы непріятно, если бы мы сблизились другъ съ другомъ.
— Ну, и Богъ съ ней! вѣдь мы ее въ долю не примемъ, — засмѣялась Лизавета Николаевна.
— Ее не примемъ, но намъ нужно принять въ долю ея деньги, — сердито проговорилъ Михаилъ Александровичъ.
— Э, Боже мой, мы и безъ нихъ проживемъ! Еще лучше будетъ…
— Да, дѣйствительно, лучше будетъ: ты здѣсь будешь у матери въ каторгѣ жить, а я буду въ столицѣ, въ долговомъ отдѣленіи сидѣть!
Лизавета Николаевна съ удивленіемъ обратилась лицомъ съ Задонскому, повернувъ свой стулъ спинкой къ роялю.
— Какъ такъ?.. Я тебя не понимаю…
— Да, вѣдь я долженъ, и много долженъ. Меня и изъ города выпустили только потому, что знали, какъ богата тетка…
— Я этого не знала…
— Мало ли ты чего не знала!
По лицу Лизы проскользнуло какое-то болѣзненное, тоскливое выраженіе.
— За что же ты на меня-то сердишься?.. Отъ этого легче не будетъ… Но какъ же ты бралъ въ долгъ, не имѣя средствъ отдать?
Михаилъ Александровичъ началъ снова нервно и злобно стегать себя хлыстомъ по ногѣ.
— Какъ это я сошелся съ тобой, не зная навѣрное, можно ли будетъ жениться? Какъ это ты отдалась мнѣ, зная, что мужчинѣ не слѣдуетъ отдаваться до свадьбы? — раздражительно говорилъ онъ съ насмѣшкой и упрекомъ въ голосѣ.
— Что же это, упреки? — поднялась съ мѣста Лиза, вся блѣдная и строгая. — Я тебя не стѣсняю…
Она, едва переступая, пошла прочь. Ее до глубины души оскорбили эти необдуманныя и нахальныя слова. Она еще не знала, какъ обращаются люди съ своими любовницами и женами. Она показалась Задонскому въ эту минуту вдвое прекраснѣе, чѣмъ когда-нибудь. Онъ удержалъ ее.