— Нѣтъ… Сперва были предположенія, но потомъ объ этомъ и забыли…
Лнаа недовѣрчиво смотрѣла на Михаила Александровича.
— И кто это ему передалъ эти извѣстія? — спросилъ онъ.
— Андрей Андреевичъ…
— А-а! мстить за дочерей! хочетъ этимъ путемъ разссорить насъ… Наивный человѣкъ! — засмѣялся Задонскій и сталъ острить насчетъ управляющаго.
Лиза задумчиво, безъ улыбки слушала остроты. Ей было не по себѣ. Въ душу начинало закрадываться сомнѣніе.
Прошло немного времени, во «дворцѣ» графини произошла новая, непріятная для Лизы исторія. У графини обѣдало нѣсколько человѣкъ гостей. Это былъ день именинъ графини. Бесѣда шла по обыкновенію монотонно, графиня говорила съ авторитетомъ и почти одна, гости почтительно соглашались и удивлялись. Лиза давно привыкла къ этимъ офиціальнымъ обѣдамъ и скучнымъ разговорамъ, а потому не обращала особеннаго вниманія на то, что говорилось около нея. Вдругъ ея слухъ былъ пораженъ особенно возвысившимся голосомъ графини.
— А я вотъ все прихварываю, — говорила она, такимъ тономъ, какъ будто желала, чтобы всѣ слышали каждое ея слово.
Лиза взглянула на нее и удивилась, замѣтивъ, что глаза графини смотрятъ прямо на нее.
— За границу докторъ совѣтуетъ ѣхать на зиму, — продолжала графиня, не спуская глазъ съ Лизы. — Тяжело мнѣ разставаться съ Привольемъ и, еще, слава Богу, что я не одна поѣду, что Мишель ѣдетъ со мною…
Въ комнатѣ, среди всеобщей тишины, звонко прозвенѣла, какъ оборвавшійся колокольчикъ, упавшая на полъ серебряная вилка. Лакей подбѣжалъ и наклонился, чтобы поднять ее и подать Лизаветѣ Николаевнѣ. Графиня пристально, испытующимъ взглядомъ, смотрѣла на смущенную дѣвушку. Лиза сдѣлала надъ собой нечеловѣческое усиліе и улыбнулась.
— А я проиграла пари, — обратилась она, со. смѣхомъ на посинѣвшихъ губахъ, къ сидѣвшему возлѣ нея Андрею Андреевичу: — я пророчила Михаилу Александровичу, что онъ съ ума сойдетъ отъ скуки въ нашемъ Привольѣ…
Управляющій какъ-то глупо осклабилъ зубы.
— Я первый разъ слышу отъ васъ, дитя, что въ Привольѣ вамъ кажется такъ скучно, — строго и серьезно замѣтила графиня.
— О, я думаю, вездѣ скучно безъ дѣла, а въ Привольѣ болѣе, чѣмъ гдѣ-нибудь, такъ какъ здѣсь всѣ, начиная съ васъ и кончая послѣднимъ мужикомъ, заняты работой. — бойко проговорила Лиза, едва переводя дыханіе. — А Михаилъ Александровичъ такъ молодъ, что ему должно быть не только скучно, но даже стыдно сидѣть безъ дѣла…
Графиня была совсѣмъ сбита съ толку. Она заговорила о поѣздкѣ за границу именно только для того, чтобы узнать, какъ приметъ эту новость Лиза. Оброненная вилка въ одну минуту объяснила графинѣ все. Но смѣхъ Лизы, тотчасъ же бойко заглушившій жалобный звукъ скатившагося на полъ серебра, но ироническія фразы Лизы насчетъ Задонскаго, фразы, напоминавшія постоянныя насмѣшки этой вострушки надъ Михаиломъ Александровичемъ, снова заставили графиню подумать, что между молодыми людьми нѣтъ ничего серьезнаго, что если Баскакова и увлеклась молодымъ человѣкомъ, то очень не сильно, что, наконецъ, вилка могла упасть чисто случайно, и ея паденіе не имѣло никакого значенія, что легкая блѣдность Лизы могла быть просто слѣдствіемъ смущенія отъ неловкости. Лиза, между тѣмъ, какъ будто желая окончательно сбить съ толку графиню или стремясь подавить невольно роившіяся въ головѣ мысли, продолжала насильно смѣяться и подшучивать насчетъ Михаила Александровича. Графинѣ начинало казаться, что Лиза радуется отъѣзду Михаила Александровича; ей думалось, что нравственной дѣвушкѣ надоѣли его неотвязчивыя ухаживанья и любезности. Лиза, между тѣмъ, чувствовала, что если обѣдъ продлится еще долго, то ея смѣхъ кончится не хорошо. У нея никогда въ жизни не бывало истерики, теперь она чувствовала возможность подобнаго припадка… Къ ея счастію, обѣдъ пришелъ къ концу… Всѣ встали изъ-за стола… Графиня подошла къ Лизѣ и нѣжно поцѣловала ее въ лобъ…
— Но обо мнѣ, дитя, вы, вѣрно, вспомните безъ смѣха? — ласково промолвила старуха и поспѣшила прибавить:- Ну, полноте, полноте, дитя! Зачѣмъ же плакать? Будемъ живы — увидимся!
Лиза быстро поцѣловала руку графини и, подавляя рыданія, вышла изъ комнаты.
Графиня стояла съ задумчиво-опущенной на грудь головой.
— Да, я всегда знала, что она любитъ меня. И я сама привыкла къ ней, какъ къ дочери, — тихо проговорила она и провела рукой около глазъ… Богъ знаетъ, хотѣла ли она этимъ движеніемъ отстранить отъ глазъ какую-нибудь созданную воображеніемъ непріятную картину, или желала предупредить во-время слезы, еще не скатившіяся съ рѣсницъ на ея худыя щеки…