Дѣти снова засмѣялись и стали наперерывъ разсказывать сестрѣ, чѣмъ все окончилось на дворѣ.
Дѣвушка закусила губу, чтобы не разсмѣяться, но по ея глазамъ было видно, что природная смѣшливость брала свое, даже несмотря на усвоенное съ дѣтства убѣжденіе, что надъ матерью смѣяться нельзя и грѣшно.
— Что жъ, это не новость, — серьезно и холодно замѣтила она, безплодно стараясь подавить улыбку и скрыть свои настоящія чувства.
— Вѣдьма, матушка, сущая вѣдьма! Про нее и сказку сложили, какъ она въ аду чертей переполошила, — произнесъ отецъ.
— Какъ тебѣ не стыдно! — упрекнула его дочь. — Слава Богу, что ты ѣдешь… Ты только дѣтей портишь, — произнесла она, жалѣя всей душой, что бѣдный отецъ снова долженъ скитаться по чужимъ домамъ.
— Ну да, она не портитъ ихъ! Я, по крайней мѣрѣ, ихъ невинными играми занимаю, а она являетъ ихъ очамъ картины преступленій! — съ комическою важностью продекламировалъ господинъ въ венгеркѣ.
Дѣвушка вдругъ нахмурилась.
— Репетируешь свою завтрашнюю роль? — сурово спросила она.
Господинъ въ венгеркѣ сконфузился, какъ-то съежился и что-то не то робкое, не то горькое выразилось въ его лицѣ.
— Что дѣлать, что дѣлать, маточка! — заговорилъ онъ тоскливо и заискивающимъ тономъ. — Не пошутишь — не поѣшь!
Лицо дѣвушки на мгновенье вспыхнуло, на глаза навернулись крупныя слезы, но она не сказала ни слова и отвернулась въ сторону. Отецъ взялъ и нѣжно поцѣловалъ ея руку. Дѣвушка не отнимала руки, задумчиво стояла въ кругу дѣтей; вся ея веселость исчезла безслѣдно, лицо поблѣднѣло… Дѣти, кажется, позабыли, что отецъ уѣзжаетъ, и снова начали приставать къ нему. Онъ сѣлъ и сталъ командовать имъ, какъ генералъ солдатамъ.
Старшая дочь молча помѣстилась возлѣ него и опустила на его плечо свою голову. Ей былъ жалокъ этотъ человѣкъ: она любила его, несмотря на то, что его ругали всѣ; любила, можетъ-быть, за тѣ немногія минуты, когда ему становилось совѣстно за свою шутовскую роль въ обществѣ;- можетъ-быть, за нѣсколько добрыхъ и честныхъ порывовъ, мгновенно прорывавшихся среди его глупой и безпутной жизни, — а можетъ-быть, просто подкопали ее въ его пользу давно прошедшіе тихіе вечера ея дѣтской жизни, когда онъ, и только онъ одинъ ухаживалъ за ней, разсказывалъ ей разныя сказки, смѣшилъ ее анекдотами, ласкалъ ее, убаюкивалъ ее своею пѣснью… Да, значительную роль въ ея привязанности къ отцу играли эти вечера, когда ея мать, какъ сумасшедшая; неслась въ городъ, чтобы начать ни на чемъ не основанную тяжбу съ сосѣдомъ, или цѣлый день ругалась съ мастеровыми, строившими ея никогда не отстроивавшійся домъ. Живо вспомнились молодой дѣвушкѣ эти вечера, передъ самымъ отъѣздомъ отца.
Пора была послѣобѣденная; отецъ и дѣти сидѣли въ дѣтской; онъ долженъ былъ черезъ часъ уѣхать, и дѣтямъ какъ-то было не по себѣ; они не играли, не шумѣли и присмирѣвшей толпой окружали отца, сидя на полу, на столѣ и на его колѣняхъ. Разговоры шли о будущемъ, каждый высказывалъ свои желанія…
— А вотъ, когда папка богатъ будетъ, — говорилъ десятилѣтній мальчуганъ.
— А когда ты, папка, богатъ будешь? — спросилъ, перебивая брата, шестилѣтній ребенокъ.
— Когда ваша тетка умретъ и мнѣ наслѣдство оставитъ, — серьезно отвѣтилъ отецъ, покачивая на своихъ колѣняхъ ребенка. — Тогда возьму я васъ и увезу отъ матери…
— Въ большомъ, въ большомъ тарантасѣ увезешь насъ! — прервалъ сладкимъ голосомъ ребенокъ, точно этотъ большой тарантасъ былъ цѣлью всѣхъ его желаній.
— Ну да, въ большомъ тарантасѣ увезетъ онъ насъ, и станемъ мы домъ строить, — говорилъ десятилѣтній мальчуганъ. — Ты, Мишка, будешь плотникомъ надъ плотниками!..
— А ты садовникомъ и огородникомъ будешь, — торопливо перебилъ брата девятилѣтній мальчикъ. — А Катька будетъ на насъ бѣлье мыть за то, что мы ей въ домѣ комнату выстроимъ. Ванюшка за лошадьми будетъ смотрѣть, а сестрица Лиза царицей будетъ и станетъ она насъ кормить, когда мы съ работы придемъ, и станетъ она вамъ пѣсни пѣть, хо-ро-шія пѣсни станетъ пѣть, — сощурилъ, какъ котенокъ, свои глазенки мальчуганъ. Видно было, что эти мечты о спокойной и мирной жизни были ему давно знакомы и очень дороги.
— А мать насъ не найдетъ и останется здѣсь одна жить, совсѣмъ одна! И станутъ ее мужики притѣснять…
— Неправда, неправда! Мать соскучится и придетъ къ намъ, и мы ее кормить будемъ, — торопливо перебила маленькая Катя. — Такъ сестрица Лиза говорила, — тихо прибавила она.
— Да, да, сестрица Лиза дурного не выдумаетъ, — задумчиво проговорилъ отецъ. — Ея слушайтесь; никого не слушайтесь, а ея слушайтесь! — добавилъ онъ ласково и грустно.