Время быстро приближалось въ отъѣзду. Однажды графиня снова прислала экипажъ за Лизаветой Николаевной. Та рѣшилась съѣздить въ Приволье, гдѣ, какъ она знала, не было уже Михаила Александровича. Съ Привольемъ у молодой дѣвушки были связаны лучшія воспоминанія въ жизни; правда, они значительно ослабѣли въ послѣднее время вслѣдствіе горькихъ событій. Но все же ей хотѣлось, можетъ-быть, въ послѣдній разъ, взглянуть на эти мѣста, гдѣ ей былъ знакомъ каждый кустъ, была извѣстна каждая тропинка; ей хотѣлось даже взглянуть на графиню, которую Лиза не обвиняла и не могла обвинять ни въ чемъ и попрежнему любила той ровною и немного холодною любовью, какою и можно любить подобныхъ графинѣ женщинъ. Когда Лиза явилась въ кабинетъ старухи, та чуть не вскрикнула отъ удивленія, такъ измѣнилась въ послѣднее время Лиза; она похудѣла, держалась прямѣе прежняго, ступала тверже, даже, какъ-будто, выросла; на ея лицѣ были слѣды сосредоточенной мысли и озабоченности, глаза не искрились прежнимъ живымъ огонькомъ, но смотрѣли пристальнѣе, были, какъ-будто, глубже и темнѣе.
— Какъ вы измѣнились, дитя, — ласково произнесла графиня. — Мы такъ давно не видались. Я соскучилась о васъ…
— Я была нездорова, — отвѣтила Баскакова.
Графиня творила въ этотъ день особенно ласково, особенно мягко, какъ говорятъ съ больными или страдающими людьми. Въ ея кабинетѣ царствовала тишина, распространялся на всѣ предметы мягкій и таинственный полусвѣтъ, вѣяло тѣмъ миромъ и покоемъ, которые такъ любила Лиза въ былые дни. Ей и теперь было и грустно, и сладко отдохнуть въ игомъ затишьѣ.
— Но теперь, надѣюсь, вы здоровы? — заботливо спрашивала графиня, всматриваясь въ лицо молодой дѣвушки и любуясь серьезностью и осмысленностью его выраженія.
— Здорова и даже собираюсь на-дняхъ уѣхать въ Петербургъ… Я пріѣхала проститься съ вами.
— Въ Петербургъ? — повторила съ разстановкой графиня и еще пристальнѣе стала всматриваться въ лицо молодой дѣвушка. Брови старухи успѣли немного сдвинуться; въ ея головѣ промелькнула мысль, что молодая дѣвушка и ея племянникъ могли условиться встрѣтить другъ друга въ столицѣ.
— Скажите, что вамъ вздумалось ѣхать туда? — спросила она, не спуская пытливыхъ глазъ съ Лизы.
— Хочу поучиться и пріискать работы…
— Я думаю, работы у васъ нашлось бы довольно и дома…
— О да, но здѣсь мнѣ тяжело жить. Вы знаете, какая жизнь идетъ у насъ въ семьѣ,- откровенно и просто сказала Баскакова.
Графиню поразилъ этотъ искренній и, попрежнему, мягкій тонъ Лизы. Старуха не знала, что заключить: если эта дѣвушка знаетъ, что она, графиня, противилась ея браку, то она должна сердиться; если она не знаетъ этого, то почему она считаетъ нужнымъ, и какъ можетъ скрывать съ такой наружной невинностью свои истинныя цѣли и маскировать причину своего отъѣзда? Эту загадку графиня рѣшилась разъяснить.
— Я слышала, что Мишель хочетъ на васъ жениться? — неожиданно спросила она, устремляя глаза на юную собесѣдницу.
— Да, но я ему отказала, — коротко произнесла Лиза, слегка блѣднѣя.
Ни искренность тона, ни внезапная блѣдность не ускользнули отъ зоркихъ глазъ старухи.
— Отказали? — съ удивленіемъ спросила она.
— Да.
Графиня, несмотря на свою постоянную сдержанность, въ волненіи встала и начала тихо ходить по комнатѣ. Въ ея головѣ носились такія мысли, которыхъ она не могла привести въ порядокъ. Сначала ей показалось, что Лиза, вѣроятно, узнала ея мнѣніе насчетъ этой предполагаемой женитьбы племянника и отказала жениху во имя своей покорности волѣ благодѣтельницы.
— Онъ говорилъ вамъ о моемъ разговорѣ съ нимъ по поводу этого брака? — спросила старуха, останавливаясь посрединѣ комнаты.
— Я даже не знала, что вамъ извѣстны его намѣренія, — отвѣтила Лиза: ее уже начиналъ волновать этотъ допросъ.
Графиня снова продолжала ходить по кабинету.
— Значитъ, вы его не любили? — остановилась она черезъ минуту передъ Лизаветой Николаевной.
— Графиня! — умоляющимъ голосомъ воскликнула молодая дѣвушка, вся блѣдная, трепещущая, съ крупными слезами на глазахъ. — Есть вещи, о которыхъ тяжело говорить даже… даже съ матерью!.. Я только потому и рѣшилась пріѣхать къ вамъ, что вамъ ничего неизвѣстно.
Она остановилась на минуту подъ вліяніемъ сильнаго волненія.
— Если бы я знала, что вы станете говорить объ этомъ, я никогда бы не пришла сюда, хотя вы знаете, какъ я привыкла любить и уважать васъ…
Графиня медленно провела рукою по лбу, какъ будто передъ ея глазами былъ какой-то мучительный призракъ. Впервые, можетъ-быть, послѣ долгихъ лѣтъ самодовольной безгрѣшности, эта женщина испытывала теперь сильное волненіе и готова была поддаться голосу чувства. Она понимала, что передъ нею было глубоко любившее, глубоко несчастное существо, и что одною изъ главныхъ причинъ этого несчастія была, можетъ-быть, она сама, графиня. Сильнѣе упрековъ, страшнѣе слезъ пробудили въ ней еще не совсѣмъ умерщвленное чувство эти простыя и теплыя слова любви, сказанныя тѣмъ самымъ созданіемъ, которое должно было возненавидѣть ее.