Николай ГЕЙНЦЕ ПОД ГНЕТОМ СТРАСТИ
ВМЕСТО ПРОЛОГА
В теплый июньский день 1895 года я сидел на террасе красивого двухэтажного дома, в одной из пригородных дачных местностей Петербурга и с нетерпением смотрел на дверь, ведущую в комнаты.
Вдруг у самой террасы в саду послышался звонкий детский голос, и через минуту на террасу вбежала девочка с каштановыми локонами и огромными карими глазами. Ее правильное, точно отлитое из мрамора личико навеяло на меня целый рой воспоминаний. Я болезненно вскрикнул и протянул обе руки к ребенку.
Девочка на секунду остановилась, но затем доверчиво подошла ко мне. Я притянул ее к себе и, посадив на колени, начал жадно всматриваться в ее черты.
— Она, совсем она! — невольно прошептал я и, спустив девочку с колен, задумался.
На ступенях лестницы, ведущей на террасу, показалась няня.
— Юля, Юленька, — позвала она девочку, — мама идет, беги к ней навстречу.
Затем, обратившись ко мне, она сказала:
— Барыня сейчас будет здесь.
Взяв ребенка за руку, она ушла.
Я вскочил… Сердце мое сильно билось. Я хотел спуститься с террасы, но на нее уже входила стройная молодая женщина с такими же, как у ребенка, тонкими чертами лица и большими глазами. На ней было надето белое вышитое платье, ее изящная головка скрывалась под легкой итальянской широкополой шляпой.
— Сколько лет, сколько зим! Боже мой, как я рада вас видеть!
Она крепко, по-мужски, пожала мою руку.
— Вы давно здесь, я, кажется, заставила себя ждать… Садитесь, пожалуйста…
Я сел.
— Ну, как вы поживаете… Что делали?.. Рассказывайте.
Я смотрел на ее дышащее здоровьем и счастьем лицо, на ее стройную фигуру и не находил слов для ответа.
— Как здоровье вашего мужа? — наконец спросил я.
— Он здоров и весел… Все хорошо! А сколько пережито? Не правда ли?
Ее лицо покрылось дымкой грусти.
— Да.
Вскоре явился и муж, довольный, счастливый…
Я пробыл у них почти целый день.
Он показался мне мигом в этом счастливом уголке.
"Вот где царит истинная, чистая супружеская любовь… — думал я. — Здесь нет страсти, под гнетом которой погибло столько людей, бессознательно созидавших этот храм чистой любви".
Уже смеркалось, когда я уезжал от них. Отъехав от дома, Я оглянулся. На террасе, освещенной лампой под пунцовым абажуром, стояли он и она. Он держал ее за талию, а ее голова лежала на его плече. Красноватый отблеск лампы падал на них.
"Кровь, кровь!", — мелькнуло в моем уме.
Их счастье действительно было обрызгано кровью, но они в ней не были повинны… История их любви стоит быть рассказанной. Я расскажу ее…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МЕЧТЫ И ГРЕЗЫ
I В "АКВАРИУМЕ"
Был чудный майский вечер 189* года. Огромный театр "Аквариум", один из излюбленных летних петербургских уголков, был переполнен.
Партер почти сплошь был занят постоянными посетителями, представителями столичной золотой молодежи, до безразличия похожими друг на друга: костюмами, прической, модной, коротко подстриженной бородкой a la Boulanger и даже ничего не выражающими шаблонными физиономиями; юными старцами с лоснящимися, как слоновая кость, затылками; редакторами ежедневных газет и рецензентами.
В ложах роскошной гирляндой развертывалась целая плеяда представительниц женской половины веселого Петербурга — "этих дам", которые встречаются везде, где только можно показать себя и посмотреть людей.
На сцене шла новая оперетка, и кроме того приманкой служила "парижская дива", начавшая, как утверждали злые языки, свою карьеру в полпивных Латинского квартала, перешедшая оттуда в заурядный парижский кафе-шантан, с подмостков которого прямо и попала на сцену "Аквариума" в качестве "парижской знаменитости", имя которой крупными буквами было напечатано на афишах.
Одна из лож была занята исключительно мужчинами; их было пятеро, и их веселость и развязность красноречиво говорили, что они залили свой холостой обед, быть может и фальсифицированными, но, наверное, крепкими винами.
Первый акт уже подходил к концу, но почти все сидевшие в ложе не обращали на сцену никакого внимания, видимо, приехав не для пьесы, а для того, чтобы как-нибудь и где-нибудь убить время.
Только двое из этой компании резко отличались от своих сотоварищей — истинных типов юных кутящих петербургских пижонов.
Первый был человек, которому на вид казалось лет за сорок, с серьезным выражением умного лица, проницательным взглядом серых глаз, смотревших сквозь золотые очки в толстой оправе, с гладко выбритым подбородком и небольшими, но густыми усами и баками. Он был светлый шатен, и легкая, чуть заметная седина пробивалась на висках его гладко зачесанных назад без пробора волос.