"Уйти, умереть…"
Желание жизни, счастья, какая-то неопределенная надежда брали верх — он склонился к решению пересидеть и переговорить.
Но граф Лев Николаевич уходить, видимо, не собирался; он, напротив, совершенно оправившись от сцены с князем, рисковавшей принять очень острый характер, если бы не появление Боброва, вмешался в разговор, который и перешел вскоре на другие общие темы, на разные злобы дня как невской столицы вообще, так и великосветской части ее в особенности.
Виктор Аркадьевич тоже несколько пришел в себя.
Никто бы из видевших этих трех человек, спокойно беседующих о всевозможных пустяках, ни на минуту не подумал, что каждый из них занят всецело своей отдельной думой, не имеющей никакого отношения к их разговору, что в душе каждого из них гнездится или неприязненное, или горькое чувство друг к другу.
А между тем это было так!
Наконец, все темы были исчерпаны, а гости князя не покидали его.
"Его оставить с ним нельзя. Мне надо подготовить его, предупредить, как друга!" — думал граф о Боброве, хотя сознаться в неудаче было для него невыносимо тяжело, и это чувство тяжелой необходимости почти переходило в чувство озлобления против ни в чем не повинного Виктора Аркадьевича.
"Он, кажется, тоже задался мыслью пересидеть меня, — мысленно говорил себе Бобров о графе, — вот уж подлинно услужливый дурак опаснее врага".
"Когда же, наконец, они уберутся и оставят меня в покое, мне надо еще переговорить со Степаном, дать ему поручение относительно Ирены! Вот навязались!" — проносилось в уме князя относительно их обоих.
Между тем они продолжали беседу.
Сергей Сергеевич наконец первый потерял терпение и стал довольно красноречиво для своих гостей взглядывать на стоявшие на камине изящные часы, вделанные в пьедестал из черного мрамора модели памятника Петра Великого в Петербурге.
Это не ускользнуло от Виктора Аркадьевича, и он взялся за шляпу.
"Все кончено… надо уходить…" — пронеслось в его голове.
От волнения ему сдавило горло.
Князь любезно, но холодно простился с ним, сказав выразительное:
— Прощайте!
Лев Николаевич поспешил подняться вслед за Бобровым.
— И я с вами, — вынул он часы и посмотрел, — смотрите, как засиделся, ай, ай, до свиданья, любезный князь.
— До свиданья! Буду сегодня у Nadine, — подал ему руку Облонский.
Граф и Бобров удалились.
Выйдя из подъезда, первый обратился ко второму:
— Пройдемтесь, я имею нечто передать вам…
Виктор Аркадьевич бросил на него взгляд, полный невыразимого страданья.
Этот взгляд, казалось, говорил: я знаю, что ты хочешь сказать мне, ты хочешь растерзать мое сердце. Зачем ты помешал мне, я, быть может, был бы счастливее!
Он покорно подставил руку, под которую взял его Лев Николаевич, сделал знак своей изящной каретке следовать за ним шагом.
Они пошли по направлению к Литейному проспекту.
В коротких словах граф передал Боброву свой разговор с князем Облонским, умолчав, конечно, о тех резкостях тестя, которые ему пришлось выслушать по своему адресу.
— Я имел и имею на него влияние, на него я и рассчитывал, взявшись за эту щекотливую миссию, снисходя к настойчивым просьбам Nadine и Julie, но, увы, потерпел неожиданное фиаско: в этом вопросе он неумолим! — закончил граф, с важностью вытянув нижнюю губу.
Виктор Аркадьевич с бешеною злобою метнул на него взгляд, которого тот не заметил, занятый натягиванием перчатки.
"Кто это так настойчиво просил тебя? Сам навязался и испортил все дело!" — проносилось в голове молодого человека.
— Мне очень жаль, mon cher, но что же делать! Если я не сумел, кто другой мог бы вам помочь? — продолжал между тем Ратицын. — Упрямый старик с закореневшими взглядами, что поделаешь с ним. Я старался убедить его. Ничего не хочет слышать.
Он замолчал, как бы ожидая благодарности за хлопоты.
Бобров не произнес ни слова.
— Я даже, — после некоторой паузы прибавил граф, — принужден просить вас, хотя, верьте, мне и жене это очень прискорбно, пока Julie у нас, не бывать в нашем доме.
Виктор Аркадьевич поднял на него умоляющий взгляд.
— Такова воля князя! — поспешил объяснить Лев Николаевич.
— Его воля для меня священна! — произнес Бобров, не подымая головы.
Они подошли к углу Литейной.
— Вам куда, направо или налево? — спросил Ратицын Боброва, жестом останавливая следовавшую за ним карету.
Тот посмотрел на него недоумевающим взглядом и не отвечал.
— Прощайте, я спешу! — заметил граф, подавая ему руку.
Тот машинально пожал ее.