Фиа и Фавелин исчезли. Орков было уже хорошо видно. Их вел огромный предводитель — сын убитого Азога. Теперь понятным становилось и то, что этот отряд был собран, а также не оставляла сомнения их главная цель. Они шли мстить — жестоко и беспощадно. Их численность превосходила гномов примерно в два раза. И они были свежей силой, не принимавшей участия в ранних событиях.
Первый залп вражеских лучников удалось выдержать почти без потерь — собравшись вместе и оградив себя щитами. Но за ним последовали второй и третий. В общем щите появились первые разящую душу бреши. Глоин… Кили… Длинные орочьи стрелы пронзили их, уложив на землю. Они были живы, но уже не способны оградить себя и товарищей рядом от последующих выстрелов. Фили держал свой щит над раненным братом, и уже через мгновение сам упал сверху. Но вновь поднялся, сжал в руках оружие. Принцы рода Дурина не сдавались до конца, Фили знал это как никто другой. Тупой и сильный удар острия пробил кольчугу на спине Торина. Стрела глубоко вошла под правую лопатку, оставив еще меньше возможностей крепко держать щит единственной действующей рукой. Потом возникло небольшое затишье — стрелы перестали сыпаться на них градом. В битву вступили воины Фиа. Очевидно, она пыталась оттеснить вражеский отряд в сторону от позиции гномов, но силы были не равны. Больг, усвоивший, бесспорно, военный гений отца, принял решение разделить свой отряд и бросил большую часть в атаку. Те, кто еще мог стрелять из лука, сбивали наступающих орков. Но уже через несколько минут горстка израненных и смертельно уставших гномов оказалась вовлеченной в жаркую битву.
Фиа появилась в истинно страшный миг, когда на землю замертво упал Фили — пронзенный стрелами, в раздробленных доспехах, но до последнего стремившийся защитить дядю и младшего брата, уже окончательно потерявшего сознание от ран и потери крови. Оба принца, лишившись последних сил к сопротивлению, лежали рядом. Всего в нескольких шагах ладная изящная фигурка возлюбленной кружилась в чудовищном танце смерти, разя двумя клинками сразу нескольких орков. Их тупые зазубренные мечи резали ее кожу, пуская кровь, стремясь в своей животной ярости сокрушить ее. Но одно за другим их уродливые тела разлетались…
От удара щитом по голове сознание на какое-то время оставило Торина, и лишь прикосновение вновь пришедшей к нему Мирры заставило выйти из небытия. Она стояла над ним, не подпуская близко никого из врагов, ибо никто из орков не решился бы нападать на такого противника. Она умоляла охватить ее руками, дабы она могла унести его прочь отсюда. Это был приказ госпожи. Она пришла забрать его прочь, пока еще не поздно. В глазах тигрицы была немая мольба, она старалась приподнять гнома и заставить забраться ей на спину.
«Мирра, нет! Спаси детей! Прошу тебя, защити моих котят! ..»
Никогда больше никто не видел в глазах страшного хищника такой отрешенности, боли, муки, но — всецелого понимания. Слезы, огромные горькие слезы навернулись на ее глаза. И она — сквозь отчаяние и страх — сделала прыжок в сторону. Встала над Кили и Фили, отогнав от места, где они лежали, всех орков. Несколько врагов попытались осадить ее, но в миг были разорваны страшными клыками. Еще одна тигрица устремилась к супруге вожака, приподняла за одежду бесчувственных гномов. Беспомощные и такие крохотные по сравнению с Миррой, они повисли на ее спине, и она ушла.
С трудом поднявшись на ноги, Торин видел перед собой сплошной кровавый туман, в котором, словно вспышки, возникали страшные леденящие душу картины. Часть орков устремилась от них вправо — отражать атаку прибывших, наконец, медведей. Но совсем рядом оставался главный враг, уже начавший бой чести с виновницей пережитой им трагедии… Фиа опять противостояла огромному орку. Фиа опять была чудовищно бесстрашна. Но Фиа уже не могла выдержать натиска такого зверя. Ей удалось парировать несколько выпадов. А потом удар палицы отбросил ее на несколько ярдов. С краешка губ струилась кровь, глаза ее закрылись, оружие выпало из рук. Это был конец!
Ужаснувшись поражению архидриады, оставшиеся звери бросились на Больга, и это дало Торину время добраться до Фиа. Считанные шаги отделяли их друг от друга. Глаза пытались уже различить ее дыхание — она должна была дышать! Она не могла вот так умереть от руки какого-то грязного орка! Топор разил всех, что преграждали путь к возлюбленной. Повернувшись в сторону Больга, гном не успел даже понять, на кого было нацелено копье в его руках — на Фиа? Или же на него? .. Удар страшной силы пригвоздил его к земле рядом с бесчувственной архидриадой. Руки их соприкоснулись. Глаза ослепило яркое свечение нежного лилового цвета, в центре которого была величественная птица. Огромные лапы обхватили охотницу, медленно, словно с опаской и трепетом, подняли ее в воздух. В тот миг, когда ручка Фиа оторвалась от его руки, безжизненно повиснув в воздухе, немой ужас поверг Торина в кромешную темноту. Теперь действительно все было кончено.
Все участники сражения затихли при виде величественной и странной картины. Над полем брани возник вдруг лилово-розовый столп света, в лучах которого крылатое существо неземной красоты и величия подняло в воздух крохотную фигурку. Животные замерли от страха, но восхищения. Птицы рванули к этому месту. Но картина быстро рассеялась — свет медленно оторвался от земли, стал уходить все выше и вскоре вовсе растворился в небе…
Медвежья стая и сам могучий Беорн, бывшие совсем рядом с местом явления, впали в неистовство от горя — ибо их опоздание оказалось столь роковым… Они не сумели вовремя помочь госпоже и защитить ее. Страшные огромные бойцы вытеснили прочь остатки орков. Больг предпочел унести ноги с остальными, понимая, что поединка с Беорном ему не выдержать. Птицы, покружившись над полем, стали постепенно уходить — исполнив свою роль и выполнив свой долг. Страшная битва была закончена.
Встав на колени перед Торином, Беорн провел лапой по голове гнома. Тяжелый стон вырвался из его медвежьей груди. Выдернув роковое копье, он поднял умирающего короля с земли и величественно понес по полю, сплошь усеянному мертвыми телами. Медведь не слышал возгласов боевых товарищей Торина — столь велико было его горе: увидеть поражение полубогини и смертельный удар, сразивший ее избранника. Чуду, которого трепетно ждал весь животный мир, не суждено было свершиться из-за того, что они — медведи — опоздали. Опоздали лишь на несколько роковых минут, обернувшихся такой страшной невосполнимой потерей…
Итоги битвы были чудовищны. Армии людей и эльфов потеряли только убитыми около половины. От пяти сотен гномов Даина осталось менее трехсот. Оказавшийся в самом пекле ударный отряд, сражавшийся с Торином, был истреблен почти полностью. Но разумным, поддержанным силами природы, удалось истребить тогда почти всю популяцию гоблинов. Лишь немногим оркам удалось уйти тогда живыми. Картина мира изменялась. И все были поражены тем, что переломом хода сражения они обязаны приходу воинов животного мира — дравшимся стойко и отчаянно, ибо та битва произошла в редкую пору чуда. Чуда единения двух миров, начавшемуся с рождения одной необъяснимой любви. Чуда, когда проклятие одних богов, насланное на один маленький, но бесстрашный отряд, призвало им в помощь божеств иной сущности, но не меньшей силы.
/Конец шестой части/
========== Часть 7 “Войны миров”, глава 1 ==========
Комментарий к Часть 7 “Войны миров”, глава 1
Предупреждение: не для слабонервных, не перед ответственным мероприятием. При себе - носовой платок.
Торина положили в палатке неподалеку от горы, бережно сняли пробитые переломанные доспехи. Он был еще жив — то и дело открывал глаза, пытался что-то сказать, беспомощно шевеля губами. Гэндальф, Оин и Дори всячески пытались помочь ему — хоть как-то облегчить страдания, заговорить кровотечение. Но в глазах каждого стояло тихое немое горе. Было понятно, что Торин не выживет. Лишь одной страшной раны на груди от удара копьем было бы довольно. Он же сплошь был изранен. За время сражения его пронзили не меньше пяти стрел. Левая рука неподвижно лежала, перебитая в двух местах ударами Азога. Правую руку изуродовали рваные раны, нанесенные вражескими топорами и мечами. Порезы и ссадины покрывали все тело. Кто угодно давно не выдержал бы, и даже Гэндальф глазами показывал всем, что надо готовиться к худшему. В глазах гнома меркли последние лучики жизни.