Их оставили вдвоем — Бильбо отказался уходить и робко устроился рядом с умирающим другом, сжал его руку в ладонях и молча смотрел на Торина, вкладывая в этот взгляд всю свою доброту и волю верить в лучшее. Он сдерживал рыдания, старался поддерживать гнома, ловил каждый его взгляд. Торин пытался что-то сказать ему, но не мог — попытки говорить вызывали боль, и Бильбо умолял не делать этого. Рука его гладила спутанные волосы друга, покрытые ссадинами щеки. Когда сознание вновь оставило Торина, около двух часов к ряду казалось, что он просто спит, и в голове теплился уголек надежды. Тут уже слезы ручьем потекли по щекам хоббита, высвободившись оттого, что гном этого не видит…
Неужели это конец? Неужели никто из божественных архидриад так и не придет к нему? Неужели он так и умрет здесь от этих страшных ран, не дождавшись от них никакой помощи? .. Сердце Бильбо сжималось от боли, внутри возникало какое-то странное всеобъемлющее чувство, душа рвалась наружу, и хотелось кричать, звать с небес чудо, отдать свою собственную жизнь за то, чтобы это чудо свершилось. Но — он помнил вспышку света, очертания сияющей птицы, поднимающей вверх бесчувственную Фиа, вновь видел перед собой, как их руки разорвались, какое отчаяние и боль отразились в глазах Торина — без того уже умирающего от страшного удара копьем. Бильбо помнил все это так, словно был совсем рядом, а не смотрел со стороны. Фиа серьезно пострадала в битве. Фрея, по долгу, должна была быть с ней. Младшие архидриады спасали жизнь братьев… Никто не придет. А все, что мог сделать он сам — просто держать за руку и верить, что хоть чуточку этим помогает — хотя бы ослабляя боль, хотя бы отдавая Торину всю свою заботу и тепло в эту страшную бесконечную ночь, исполненную немого ожидания непоправимого жизненного удара…
На рассвете в палатку вошли Гэндальф, Двалин, Балин и еще несколько гномов из свиты Даина. Даин присоединился к ним чуть позднее, в руках его была шкатулка со сверкающим Аркенстоном. Убитому горем хоббиту — жалкого вида, с заплаканными глазами — очевидно, стоило убраться. Но он решил не уходить и не отпускать руку друга.
Торин открыл глаза, по выражению их было понятно, что он уже ничего не видит и не понимает — кто стоит над ним, и что за последний подарок ему принесли. Последние мгновения. Мертвая гробовая тишина. Серые лица друзей. Немая торжественность и такая неуместная, такая режущая официальность Даина! Два шага вперед со шкатулкой, пустая речь, которую, Торин уже, верно, и не слышал. Руки короля Железных Холмов коснулись дивного камня и протянули его Торину в намерении положить ему на грудь. И в этот самый миг в палатку ворвалась белая хищница — невесть откуда взявшаяся, взъерошенная и злая. Гномы и Гэндальф шарахнулись в стороны от неожиданности и страха, а Мирра — ибо это была именно Мирра! — просто сшибла с ног Даина и отбросила огромный бриллиант в сторону, не дав ему коснуться Торина. Бильбо сидел, даже не шелохнувшись. И вовсе не испугался суровой хищницы. Ладони его крепче сжали похолодевшую уже руку друга, словно это могло удержать в нем последние искры жизни, на спасение которой вдруг появилась надежда — на пороге палатки стояла зеленоглазая волшебница.
Фрея! Слава небесам, она пришла! Голос несчастного хоббита, призывавший ее всю ночь, был услышан? Или она сама явилась, справившись с исцелением сестры? Это было не важно! Она была здесь, и в сердце оживала робкая надежда. Она была сильна и величественна даже при своем небольшом росте, никого не приветствовала и уже все, бесспорно, знала…
Аркенстон лежал на полу перед глазами архидриады. Оглядев его и как бы потрогав вытянутой вперед рукой, она вдруг чудовищно изменилась в лице, схватила камень, бросила его за порог палатки и издала страшный призывный клич. Все стояли как вкопанные, не смея сказать слова, а потом вмиг ослепли от яркой вспышки невесть откуда взявшейся молнии. Небесная кара обрушилась на проклятый камень, уничтожив его за мгновение. Тело Торина изогнулось в агонии и безжизненно упало на руки Бильбо и мягкие лапы Мирры. Несколько мгновений грохотал гром, а когда все закончилось, на месте Аркенстона виднелась лишь рваная дыра в земле.
В глазах серого мага повис немой вопрос, граничащий с восхищением. Его собственная магия давала ему сполна ответы на то, какой силой надо обладать, чтобы призвать небесную кару. Даже Фиа, повернув варгов против их же хозяев, продемонстрировала не столь сильную магию. Насколько же могущественна Фрея? Такой выход силы должен был повалить ее с ног, отнять последнюю энергию. Она же сосредоточенно стояла под немыми взглядами оторопевших гномов, медленно повернула голову к Мирре, что-то говорила ей. Потом склонилась над бесчувственным Торином, сильным жестом простерла свою руку над его головой и несколько минут бесшумно стояла, закрыв глаза и что-то нашептывая. Наконец, откинула голову и отрешенно вздохнула. И Гэндальф, и Бильбо поняли, что теперь и ее силам конец —, но чудо свершилось. Торин был жив, хоть и не приходил в себя.
Волшебница без единого слова выставила из палатки всех кроме Мирры. Каждый из присутствующих словно получил немое внушение, которым не решился пренебречь. Слова не вязались. Ноги не шли. Произошедшее не укладывалось в голове. Но покоя не давал главный вопрос — можно ли считать, что теперь жизни короля Эребора ничто не угрожает? ..
- Гэндальф! Скажи, что ты видел?
Волшебник тяжело вздохнул.
- Сказать тебе по чести, Бильбо, я увидел свою слепоту и глупость. Мне раньше следовало понять, что в этом камне содержится проклятье Дуринова рода. Я много раз смотрел на Сердце Горы и даже держал его в руках, но ничего не почувствовал. Она же распознала зло мгновенно и столь же мгновенно избавилась от этого зла.
- Так теперь, раз камня нет, Торин спасен?
- Не знаю, мой дорогой хоббит. Снять магическое проклятье — это одно. Она избавила его от венца обреченности на смерть. Но только сумеет ли она его исцелить? Ты все видел сам. Эти раны смертельны, и даже в природе нет силы, позволяющей изменить это.
- Она искусный целитель… — В голове вновь появилось сомнение. Голос хоббита дрожал.
- Бесспорно. Но для чего тогда она влила в него всю свою жизненную силу? Сейчас она поддерживает в нем жизнь за счет своей собственной энергии. Делать это долго она не сможет. Я видел, что она сделала. Она сжигает себя изнутри. Иначе ей не справиться.
- Мы можем как-то помочь?
- Разве что, быть рядом и прийти сразу, как понадобимся. Хотя, она, как мне кажется, не склонна допускать к своим действам нас.
- Я буду рядом. И буду ждать.
Бильбо так и провел весь день возле палатки, глядя остекленевшими глазами на дыру в земле, оставшуюся от Аркенстона. Внимание отвлекла лишь парочка птиц, что-то доставивших лесной госпоже. Сердце хоббита обливалось кровью без известий. Компания гномов мрачно сидела у костра чуть поодаль. Приближаться к палатке никто не смел, словно вокруг этого места возникла силовая завеса, магический барьер. Кому быть избранным переступить его — решала только лесная волшебница. А если все уже кончено, и она не знает, как известить их об этом? .. Нет! Всем своим сердцем Бильбо чувствовал, что должен верить и мысленно дальше держать несчастного друга за руку. Сосредоточившись на этих мыслях, он ушел в себя и некоторое время ничего не видел и не слышал. Но не спал. Покоя ему не давали воспоминания о его попытке отдать камень Фиа. Возможно, если бы он послушался ее и избавился от Аркенстона — беды бы не случилось. Фиа тоже тогда все поняла, но не так четко как Фрея. Почему Фиа сама не уничтожила камень? Хотя, она даже не видела его, лишь чувствовала зло. Она была тогда ослаблена битвой с драконом. Почему Гэндальфу не дано было понять это проклятье? Это тоже была другая магия другого мира? Возможно, заложенная в камень вместе с великим предначертанием? .. Неожиданно хоббит почувствовал внутри себя необоримый зов и машинально, без тени сомнений шагнул к палатке.