Мирра чувствовала его переживания и поспешила их прекратить. Восхитительная песня и тепло ее мягких лап усыпляли лучше любых зелий и магии.
Почти весь следующий день молодая компания вынуждена была отчитываться перед старшими гномами, почему короля Эребора нет ни на трапезах, ни при обсуждении текущих дел. Первый контакт с настоящей высокой магией и правда забрал все силы и энергию, которые теперь нужно было восстанавливать. Фрея всерьез заподозрила неладное и приглядывалась к сестрам. Однако, в конечном счете, защитила их от нападок, публично заявив Даину, что покамест только ей решать, чем будет заниматься его величество. Боги во все времена были властны над королями. Присутствие Фреи в Эреборе создавало двусмысленное напряжение. Да и противопоставить ей было некого — Гэндальф на время покинул их, сама же Фрея отлучалась редко и очень ненадолго. Спасением Торина все были обязаны ей, хорошо об этом помнили, но и подчиняться особо не хотели. Сказать же что-либо напрямую не решались ни Даин, ни Балин, ни Двалин, ни еще кто-либо. Благодаря архидриадам к восстановлению Эребора и Озерного города было привлечено множество природных сил, и дела шли уверенно и быстро.
Скрыть что-либо от Фреи было практически невозможно. Она поняла, что сестрицы прошлым вечером втянули Торина в какую-то магическую заварушку, а потому теперь не спускала с него глаз. Ей ли было не знать, насколько опасны такие эксперименты? Впрочем, даже если бы сама Фиа была здесь, верховная архидриада вряд ли стала бы ругать ее. С молодых же не велик спрос. Они обе опять исчезли, и, бесспорно, пользовались уже днями полнолуния. Возможно, даже в благих целях присмотра за своими мирами.
Ждать Фавелин было истинным мучением. Что скажет Фиа? Какое послание передаст с сестрой? Догадается ли нереида выяснить, сколько еще будет длиться эта ужасная разлука? .. И как они смогут пообщаться при Фрее? Ведь она все услышит. Выдавать соучастницу было нельзя. Исполненные добра и мудрости глаза невзначай наблюдали за ним. Фрея улыбалась. Конечно же, она уже все знала. Теперь из-за его неумения прятать свои мысли достанется и Фавелин, и, возможно, самой Фиа… Череду мрачных соображений прервал бархатный теплый голос, ставший уже родным и спасительным:
«Иди, она вернулась».
Перед глазами возникла картинка — нереида, входящая в гору из мира ночи, освещенной холодным, ярким светилом. О, боги! Фрея сама отпускала его? Она понимала? Фрея…
========== Часть 7, глава 8 ==========
Фавелин встречала Торина с заговорщицким видом. Она была довольна путешествием в магический мир и сразу же предъявила доказательство — браслет из голубых камней с белыми прожилками.
- Вот. Она велела отдать тебе. Здесь не сыскать таких камней. Только там, где она сейчас. Она сказала, что неземной талисман может помочь, она его заговаривала. А ее заговоры сильны.
Девушка с нежностью надела браслет на искалеченную руку гнома, которой он не мог шевелить, лишь чувствовал боль, а потом что-то нашептала от себя.
- Она очень переживает. И хочет, чтобы ты верил в то, что она все время с тобой.
Все это было очень трогательно, но без ответа оставался главный вопрос — когда появятся дети, и когда она, наконец, вернется? Фавелин не могла ничего ответить. Лишь вздыхала.
- Друг мой, пойми, что мы не можем знать таких вещей. Мы не созданы для этого. Нам не с кем сравнить себя в нашем мире. Мы можем только ждать вместе с тобой. Подумай лучше, каково сейчас Фрее!
- Отчего же Фрее хуже других? Фиа совсем одна перед этой неизвестностью.
- Фиа под взглядом великой матери — и только великая мать знает, что сейчас для нее лучше. Это правильнее всего. А вот перед Фреей открываются новые неведомые пути — привести в мир наследницу, обучить новую богиню самой. Мы тысячелетиями постигали все с нуля. Флора будет первой, которую вырастит предшественница. Флора будет знать и уметь много больше. Она получит свою силу не от мира, который предназначен ей, а из уст наставницы. И Фрея отвечает за это. Да, она растила нас. Но ей неведома роль — растить младенца и вкладывать в него именно свое знание.
Слова Фавелин серьезно озадачивали. Что же — Фиа не позволят даже растить свою дочь? И имя уже известно? Флора… Красивое имя, но ведь они сами должны были решить!
- Имена нам дает великая мать. Это ты не можешь изменить. А вот имя для своего сына должен придумать и сообщить. Она просила.
- Сына? У меня будет сын?
- Не смеши меня! Это известно уже давно!
- И он тоже будет обладать вашей силой? Он будет магом?
- Нет. Нашей магией могут обладать только женщины.
Слезы наворачивались на глаза. Слава богу, Фиа ждала не только дочерей! И этого ребенка не заберут у них с целью сделать из него полубога. О таком счастье Торину даже мечтать не приходилось за всю свою жизнь. Сын, мальчик, рожденный любимой женщиной… Его продолжение и наследник…
- Пусть назовет его Дурином.
- Ты можешь подумать! Это ведь важно, у вас тоже есть свои правила и законы. Имя многое значит для своего обладателя.
- Мое решение окончательно. Можешь передать это Фиа как только ее увидишь или услышишь.
Фавелин уже собиралась уходить, но вдруг остановилась и вновь призвала к себе взглядом.
- Еще… Я хотела просить тебя…
Она остановилась, будто бы чувствовала какую-то неловкость.
- Мы все обещали Фиа быть с тобой, пока ее нет. Но сейчас Флавии правда очень тяжело. Зима не для нее. Такое время она всегда проводит в теплых странах. Отпусти их. Нашего присутствия будет довольно, чтобы не подпустить к тебе близко твоих прежних сородичей.
- Фавелин, о чем ты? Что же плохого в моих прежних сородичах, и чем они могут навредить мне?
- Ты многого еще не понимаешь. Они будут до последнего пытаться вложить в тебя все то, от чего тебя избавили. Ты представляешь ценность. Они враждебны и не чисты на помыслы. И даже предлагая им новое знание, указав на неведомые вам золотоносные жилы и прииски в окрестностях горы, мы не добьемся от них ничего. Они вновь станут марать твой разум пагубными желаниями.
- Нет, не думай так! Ты не права!
- Торин, я знаю, что я говорю. И отпусти Кили и Флавию.
Нереида ушла, скорее даже незаметно исчезла. Остались лишь раздумья да подарок возлюбленной — действительно незнакомые голубые камешки с прожилками, от которых исходило слабое тепло.
«Золотые жилы, неведомые нам? Прииски в окрестностях горы?»
Хотя, почему бы нет? Неужто столько столетий к ряду никому из гномов и правда не пришло в голову искать ценности вне гор? О, лучше бы ей не говорить такого! Разум возгорелся новыми идеями. Камешки на браслете похолодели. Но — от их холода в голову закралась мысль о том, что он делает что-то не верное, чужое, бессмысленное. Хотя — отчего же во всем бессмысленное? Возрождение Эребора стягивало к себе все больше и больше желающих участвовать в восстановлении, да и просто наладить собственную жизнь. Помимо гномов из Синих Гор и других королевств, приходили люди, умоляющие дать им возможность отстроить Дейл. Между тем, Даин и все его сородичи без этого были постоянно недовольны непомерными тратами, указывали всем на то, что возвращенная расе гномов сокровищница тает на глазах, ибо одновременно отстраивается и Эребор, и Эсгарот, и полностью разрушенные сооружения на озерах, и окрестные деревни, дотла выжженные Смаугом. В пику Торину поставили непомерный размер вознаграждения эльфам. И мало кто тогда помнил о том, какие потери понесла отважная конница и отряд незаменимых лучников. Сородичи уверяли Торина в том, что даже свои права на ценности, не переданные эльфам когда-то, либо похищенные у них Смаугом и тоже оказавшиеся в горе, Трандуил должен доказать и обосновать.
Отстроить Дейл — значило вновь решиться на крупные траты. Разработка нового месторождения алмазов могла бы успокоить оппозицию, сильную как никогда, ибо все видели и понимали, что законный король занимается всеми насущными делами отнюдь не в полную силу. Даин был согласен дать людям возможность заняться восстановлением города, превращенного за все прошедшие годы в руины. Но настаивал на том, что золото они должны получить не просто на условиях возврата в будущем, но и с выплатой причитающейся гномам платы за оказанную помощь. Разобравшись в представленных ему расчетах, Торин в ужасе понял все коварство плана корыстного родственника. Согласившись на такой долг, будущие жители Дейла обязывали себя десятилетиями выплачивать ощутимую дань, сумма которой за все годы троекратно превышала размер первоначально предоставленной денежной помощи.