На роду Торина писано было пасть жертвой древнего проклятия, вложенного в Сердце Горы еще в незапамятные времена. И проклятие это смогли распознать и устранить только архидриады. Оно происходило от их мира, но лишало разума всех правителей Эребора, что видели Аркенстон и держали его в руках. Богатство этой горы, рождающее великие соблазны — и было тем злом, избавившись от которого королевская семья осталась в живых. Но — жить как прежде и тем более править Эребором стало более для них не возможно. Вокруг деяний Торина не утихали политические склоки, сам он вечно был растерян и подавлен. Пронзительные глаза, глубокие и чистые как воды Кхелед-Зарам, исполнены были грусти и отчуждения ко всему, что происходило в его королевстве. Кили и Фили вообще появлялись в Эреборе лишь изредка — повидать дядю. Где принцы пропадали все остальное время — не знал даже Торин и совершенно не винил их ни в чем, отечески радуясь тому, что молодые гномы счастливы и довольны. Серый маг уже видел его — простого и уставшего, с грустью и трепетом вглядывающегося в даль. Ожидающего свою возлюбленную на этом холодном ветру: в одной рубашке, без царских регалий, с растрепанными волосами и придерживающего искалеченную руку… Тигры рванулись вперед, и Гэндальф увидел ее — королеву — верхом на рыжем скакуне, неожиданно замедлившем ход, ибо она тоже ощутила и заметила его присутствие. Пара полосатых красавцев вертелась возле ее лошади, зазывала двигаться дальше — туда, где к ней уже простирал руки заждавшийся ее супруг. Но она лишь измерила гостя взглядом пронзительных желтых глаз, повернула скакуна вспять и исчезла в дали. Она боялась его магии, ощущала его силы и возможности. Она как прежде не шла с ним на контакт. Голова гнома безжизненно опустилась на грудь, действующая рука неверными движениями гладила шерсть поддерживающей его хищницы. Теплого приема не ожидалось. За два дня ситуация зашла в полный тупик, ибо Торин был почти безумен и временами даже похож на себя прежнего — в часы их стычек и разногласий.
Та, которой столь не хватало в эти часы, единственная, кто и правда мог помочь — Она пришла глубокой ночью.
Она была как всегда прекрасна и величественна — в своей не подвластной времени чистоте и множащейся в летах мудрости. Сперва явилась лишь чувством, безошибочно приведшим серого волшебника туда, где в свете Луны ее возвышенный образ соседствовал с верховной волшебницей мира природы, спасенным ею гномом да хоббитом, что не отходил от друга ни на шаг все эти тяжкие дни. На руках она держала младенца. Силу трудно было почувствовать и понять, находясь рядом с магами такого могущества. Но тепло, исходящее от крохотного существа в свертке, украшенном живыми цветами — было знаком великих способностей, духовной чистоты и красоты внутреннего мира. А Владычица ничем не выдала своих тайн за исключением тонкого, трудноосязаемого намека на то, что ее собственное происхождение как-то связано с Другой магией архидриад и матерью Асханой.
- Возьми ее. Возьми свою дочь. Это единственная твоя возможность держать ее на руках и видеть, как глазами она зовет тебя отцом.
Руки гнома дрожали, из глаз лились огромные слезы. Но — эта девочка еще до рождения была предназначена не ему и не его любимой. За счастье нужно платить дорогую цену, и все испытания, что они прошли ранее, не шли ни в какое сравнение с этой ценой. Минуты, мгновения, нежное тепло ее взгляда — раз и навсегда. И ее заберут. И никогда больше они с Фиа не увидят свою Флору — новую архидриаду самого густонаселенного природного мира, самую могущественную из четырех, самую знающую, хоть и самую юную.
Фиа не соврала — у нее и правда были глаза Торина. Но малышка закрыла их и заснула на руках у отца. Хоббит не упустил возможности коснуться ее и погладить белокурую головку… Владычица Лориэна, между тем, уже успокаивала гнома — ведь есть еще сын. И уже завтра Фиа покажет ему его. Осталось принять лишь одно решение — о будущем и судьбе Эреборского царства. И если бы он был простым смертным, ему не пришлось бы, как и Фиа, платить столь высокую цену. Но — как законному королю Эребора, Торину тоже предстояло принести эту жертву миру, поставившему его на столь высокую ступень. Их сын теперь являлся прямым наследником. Правда, гномы не настаивали та том, чтобы забрать новорожденного сейчас. В отличие от Фиа, жертва Торина была много меньше — ему давали сорок лет на воспитание принца. В дальнейшем же Дурин должен был жить в горе, сперва под опекой Даина, имевшего все права на регентство, а по достижении зрелости — занять свой законный трон. И только в него — кровного наследника и родственника — архидриады соглашались вложить все знания, о которых намекали ранее гномам — дабы юного принца не просто растили в любви и обожании, но боготворили, как носителя неведомых им ранее возможностей — залога выживания и процветания расы гномов. Никогда еще Торин так не проклинал свой королевский сан! Но впереди ждали целых сорок лет, время детства любого гнома.
Проститься навеки с дочерью было бы невыносимо для существа, столь долго не знавшего, что такое отцовство. И госпожа Галадриэль подарила Торину долгий глубокий сон, коснувшись своей рукой его чела. А когда гном проснулся, рядом с ним была Фиа, держащая на руках маленького Дурина. Оказавшись вместе с сыном, он не знал уже ничего кроме нового, и на этот раз последнего горизонта любви, который смогла раскрыть перед ним неземная возлюбленная. Заручившись таким аргументом, ни Фиа, ни прочие участники этой сцены уже не сомневались, что война предотвращена, ибо Торин не сможет принять решения иного, кроме как уходить в мир своей семьи, обретенной заместо всех сокровищ горы и всей полноты королевской власти. Глаза фрагментами ловили счастливые лица Фили и Кили, восхищающихся дядей, их избранниц, стоящих рядом, друзей — и грустных и непомерно радостных за своего Торина, которого они видели в последний раз, но провожали в мир истинного спокойного блаженства и счастья… Уши не слышали речей Даина и Гэндальфа. Сознание уловило лишь то, что с любимыми племянниками они смогут часто видеться, и на деле нет никаких препятствий для того, чтобы изредка видеть старых друзей.
Стоял апрель. И прошел ровно год с момента начала похода к Эребору. Последний взгляд, брошенный на родную гору, Торину суждено было сохранить в своей памяти навсегда: мечту некогда длинной и несчастной, но пустой и суетной жизни, которая ушла прочь с появлением Великого и Вечного. Дракон был уничтожен, долг был выплачен, королевство под горой возродилось, и даже обрело законного прямого наследника. А впереди была жизнь, о которой раньше не приходилось даже мечтать — та жизнь, закон которой состоит в любви, чистоте и созидании, не омраченном порочными страстями.
/Конец седьмой части/
========== Эпилог ==========
Бильбо Бэггинс воротился в Шир состоятельным и познавшим мир хоббитом, которого с тех пор стали уважать, но отчего-то побаиваться, хотя он не делал ничего предосудительного и никому не подавал повода для боязни. Наверное, сама природа хоббитов такова, что им свойственно бояться всех, кто сильнее и умнее. Его теперь считали не просто умным, но и очень опытным.