- Дочка? ..
- Пойми, она не может смириться с запретами Фреи. Носится по закоулкам леса — лишь бы хоть краем глаза увидеть ее, подбросить ей что-то от себя… Она страдает. И лишь схлестнувшись с сестрой, уходит прочь.
- Ты даже не знаешь, как выглядит твоя дочь?
Гном достал деревянную шкатулку и вынул небольшой медальончик, раскрыл его, несколько минут глядел на портрет в медальоне с невыразимой грустью. Потом протянул Бильбо. С рисунка, как живые, смотрели пронзительно голубые глаза маленькой девочки — чистой и прекрасной, как та природа, в которой ей предстояло жить и нераздельно властвовать. Флора…
- Откуда у тебя это? Кто нарисовал ее?
Бильбо было невдомек, что еще во времена всех их совместных приключений Фрея поняла, что король Лихолесья владеет редкой, почти что невиданной для мира разумных магией, которая не понятно как досталась ему, но была очень родственной той, что знала сама верховная архидриада. Когда ее любимая сестра была спасена после битвы с драконом, Фрея приблизила к себе Трандуила и даже позволяла растить вместе с ней малышку-Флору. Транди бывал с ними настолько часто, насколько только мог себе позволить. Но винить в этом Фиа или саму Фрею Торин не мог. Она преследовала цель — познать первородную эльфийскую магию и вложить ее в девочку наравне со своей собственной. Разбитое сердце лихолесского красавца таяло при виде очаровательной маленькой принцессы. И он готов был на все — отдать каждую крупицу своих сил и знаний, ждать долгие годы, защищать дочь Фиа как родную, а потом — никто не ведал того, что будет потом. Пока еще сердечные раны кровоточили, запретная любовь будоражила разум. Но — годы лечат! И Флора была частицей Фиа. Время летит для эльфов по-другому. И, быть может, однажды оба они поймут, что нет для каждого пары лучше? ..
Фрея доживала свои последние десятилетия. Она исполняла последнее свое предназначение и предначертание в этой истории — вырастить наследницу. И изначально чувствовала, что божественная малышка проживет свою жизнь очень счастливой — изначально в гармонии и любви. Она всегда будет молодой и прекрасной, не меняясь даже при исходе силы. Она проживет много дольше, нежели сама Фрея. И ее нынешний воспитатель и защитник всегда будет рядом с ней. Он единственный из всех эльфов не покинет этого мира ради ухода в Валинор, он откажется от вечности — ради любви. И когда настанет время уйти — они с Флорой растворятся в чистом мире цветов, деревьев и растений, став их частью, продолжая жить в них и дарить любовь всем, кто несет цветы своим любимым…
Покамест никто не мог знать этого. И хоббит закономерно спросил друга: отчего же, переживая такое горе и несчастье, они с супругой не заведут другую дочь?
- Всякий раз перед рождением детей она будет становиться опасной для этого мира, и нам придется жить порознь.
Бильбо понял, что даже спустя два года они все также относятся друг к другу — как тогда, когда вынужденно урывали от жизни редкие мгновения ценою смертельно опасных испытаний.
- Каково это — жить с волшебницей?
Торин задумался. Возможно, даже не знал, что сказать.
- Пойми, она редко использует свою магию. Она просто женщина. Когда все хорошо, она живет как все: охотится, готовит еду, играет с барсами, тигрятами, учит своим искусствам сына…
- Но она мечтает о дочери.
Глубокий вздох был тому ответом.
- Да. Она никогда не будет любить Дурина как Флору. Но дочку опять могут забрать. Их магия передается только девочкам. Она боится. И она пока даже не верит, что кто-то сможет заменить ту, которой ее лишили. Вспомни! Это ее цена счастья! Мне тоже предстоит расстаться с сыном.
- Но вы сможете видеться!
- Возможно. Хотя — тот мир уже не влечет меня, поверь. И решение забрать Дурина, когда ему исполнится сорок лет — оно было мудрым. Я, наверное, только сейчас начинаю осознавать это до конца. Оставленный мною мир должен расти и развиваться.
Из головы не шли прочь слова Балина о том, что Торин еще более изменился с момента их расставания. Безусловно, он стал спокойнее и мягче. Но было и еще что-то. Быть может — мудрость или новая сила? Из слов гнома понятным становилось, что он уже сейчас полностью владеет искусством подчинения себе почти всех животных — за исключением только самых страшных хищников. Ему предстояло прожить много дольше своих сородичей — вместе со своей божественной супругой. И время словно шло для него вспять: смягчив черты, разгладив морщины. Лишь серебро в темных волосах никуда не делось, напоминая об истинном возрасте.
Была ли для него иная судьба — кроме той страшной смерти, что изначально начертало ему провидение? Только Фиа могла уничтожить дракона. Только архидриады смогли изничтожить родовое проклятье и вернуть ему жизнь. Был бы он более счастлив, воцарившись в Эреборе и так и не узнав простого счастья мирской жизни? Он сам говорил уже тогда, насколько в тягость ему оказались все государственные дела, насколько опустошали его душу мелкие распри и интриги. Пришедшая из другого мира любовь освободила его — от оков долга и мирских страстей. Осталась только одна великая грусть — неизбежное расставание с сыном. Но ведь у них могли родиться и еще дети!
Бильбо не знал, суждено ли ему вновь увидеть Торина. Но твердо решил спустя тридцать восемь лет посетить Эребор и завести знакомство с его сыном.
========== Вместо заключения ==========
В нежном свете заходящего солнца всё вокруг словно преображалось: море из темно-синего превращалось в лазурное, небо, напротив, темнело, приобретая густой голубой цвет. Казалось, что где-то на горизонте они сливаются, образуя одну великую стихию. И всё вокруг было удивительно спокойно: ветер, создающий на морской глади волны, сами волны, лениво скользящие по поверхности воды. И радовала глаз природная гармония лазурного и синего, гармония двух бесконечных стихий.
Над морем царствовала тишина, нарушаемая лишь ласковыми всплесками волн. Та удивительная тишина, которая порой говорит яснее любых слов. На подернутой рябью поверхности искрились последние лучи солнца, уже вот-вот готового закатиться. Огромный плот казался маленькой игрушкой, плавно скользящей по водам невыразимо доброго в тот вечер моря. Водруженная над плотом мачта горделиво стремилась ввысь, при набегах ветра паруса колыхались как живые.
Расположившаяся на плоту компания явно была привычна к жизни на морском побережье. Крепкие молодые мужчины, сильно загорелые, с играющими мышцами звонко смеялись над чем-то, но вдруг вмиг замолчали, осажденные своими спутницами. Одна из них держала на руках младенца — девочку. И громкий смех мог потревожить ее — пока еще крохотную и беззащитную, но таящую в себе никому не ведомые возможности и силу. Этот ребенок был плодом божественного природного перерождения, сам по себе — чудом, происходящим лишь раз в тысячи лет, когда даже высшие существа становятся совершеннее. Никто — даже верховные мудрецы — не мог тогда сказать, кем станут эти дети, какова будет их жизнь и судьба? Что за новые возможности они таят, и какие высоты им покорятся.
Наверняка, они будут жить дольше, они научатся перерождаться, сохраняя даже свое имя. Пройдут тысячелетия, прежде чем их воплощения сумеют достичь другой планеты, на которой еще только становилась разумная жизнь, и вложат в ее обитателей часть своей мудрости и знаний, опыта и умений. И навсегда станут для тех полуразумных богами и Всевидящим Оком… Они вернутся в свой мир. Но останутся следы их пребывания там — в камне и металле, рунах и знаках, бессмертных монументах, прекрасных барельефах и статуях, а главное — в глубинной памяти и сознании жителей. Останется — почитание и любовь.
Все это будет еще очень не скоро. Сейчас же лелеющая свое дитя мать не давала спутникам нарушать природной тишины — как в каждой семье и любом доме, где растет младенец. А у подножия горных вершин огонек догорал в камине, окутывая теплом двух близких друзей. И впереди была последняя ночь перед расставанием — не бесконечным, но очень долгим, ибо не стоит лишний раз входить в другие миры…